kate1521
Ну что тебе сказать про Сахалин?
Ну что тебе сказать про Сахалин?
Автор: kate1521
Фандом: Star Trek ТОС
Таймлайн: где-то перед началом 2-го фильма
Категория: джен
Жанр: POV Кирка
Размер: 2 500 слов
Дисклеймер: никаких прав не имею
Сегодня курсант в Академии спросил меня, когда я решил, что обязательно стану капитаном. Юный мальчишка с горящими глазами, и понятно было, что он-то для себя уже точно все решил. И я, глядя на него, не смог бы сдержать улыбки, даже если бы захотел. А я и не хотел.
Я видел, что он ждет рассказа. Короткого экскурса в детские мечты, курсантские и лейтенантские годы. Потом немножко о том, как трудно и одновременно потрясающе было, когда я наконец получил капитанские нашивки и свой корабль. Свой корабль.
Когда я произношу это – вслух ли, мысленно ли - я сразу вспоминаю ее. Такой, какой я впервые ее увидел. Элегантная красавица, чуть поблескивающая серебром обшивки в лучах Солнца. Пронзительно яркая на фоне бескрайней темноты космоса. Не влюбиться в нее с первого взгляда было просто невозможно. Разумеется, потом я видел ее со стороны десятки, сотни раз, но того первого раза я никогда не забуду. И мне повезло – очень повезло – она осталась моей единственной. Первой и последней.
Честно признаюсь, я тогда здорово удивился, увидев свое назначение – «Энтерпрайз», тяжелый стратегический крейсер класса «Конституция». Да что «тогда» – я и сейчас удивлен, хотя заниженной самооценкой я никогда не страдал: ни тогда и ни сейчас.
Но да, мне передали эту гордую красавицу, передали вместе с экипажем в 432 человека.
Если бы парнишка-курсант спросил, чувствовал ли я тогда гордость, я бы честно ответил: конечно. А дальше я должен был бы рассказать про новую страницу в жизни и про совсем другой уровень ответственности.
На самом деле, я объясняю курсантам, что ответственность ждет их не когда-то там, в абстрактной туманной дали, она тотчас примет их в свои объятия, едва они впервые ступят на палубу корабля. Каждую минуту своей вахты они будут нести ответственность за жизни своих товарищей. Потому что это космос, и одна незамкнутая цепь реактора, одна незадраенная переборка, одна неподтвержденная команда на пульте может означать чью-то смерть. Поэтому за годы службы, пока ты медленно двигаешься от стажера через полноправного энсина и до лейтенанта, ответственность становится такой же естественной, как дыхание. Так что, когда ты получаешь повышение до помощника капитана и возглавляешь какую-то из корабельных смен, добавляется только административная работа, потому что командовать чьими-то действиями ты уже давно привык, ведь ты уже столько раз командовал десантной партией. Когда уверенно управляешься с пятеркой людей, увеличение их числа до сотни значения не имеет.
А потом ты получаешь капитанское назначение и снова ощущаешь легкий привкус того подзабытого чувства, которое испытал, когда впервые подошел к своему рабочему пульту. На самом деле ты не сомневаешься, что готов к этому – потому что если вдруг сомневаешься, значит совершенно точно не готов, и начальство знает это лучше тебя, ведь та куча психологических, командирских и тактических тестов, которые нужно пройти, чтобы получить для начала соответствие на капитанскую должность – вся эта куча придумана далеко не идиотами.
Ответственность, уверенность – звучит скучно, но я должен был бы это рассказать. Потому что в главном это чистая правда. Но только до тех пор, пока речь не идет о том, что у тебя на самом деле на душе, когда ты читаешь такие долгожданные строчки на экране падда. Когда ты получаешь капитанское назначение, никакого уже навалившегося бремени новой ответственности ты не чувствуешь. Все, что ты ощущаешь – это неописуемый восторг. Драйв. Такой подъем, что без всякого антиграва мог бы ходить по потолку.
То же самое ты ощущаешь, когда ждешь прихода своего корабля, и между делом перечитываешь спецификации и знакомишься с личными делами экипажа.
И когда впервые смотришь на свой корабль и знаешь, что уже любишь его всей душой – по-другому, чем любил до него те корабли, на которых служил под началом других капитанов.
И когда впервые совершаешь его обход в сопровождении помощников и осматриваешь, и чувствуешь его.
И когда впервые опускаешься в центральное кресло на мостике – твое кресло, хотя ты и раньше сидел в подобных, возглавляя вахту. Но вот это конкретное – оно твое.
Бремя ответственности появляется позже, гораздо позже. Точнее, оно не появляется, оно подкрадывается – исподволь, на мягких лапах. И картина рисуется потихоньку, словно морозный узор на окне. Первый штришок – ты на вахте всегда. Следующий штришок – ты никогда не можешь расстегнуть метафорическую верхнюю пуговичку; ты можешь шутить, поддерживать легкую беседу, но дистанция всегда остается. Еще один штрих – у тебя есть помощники и компетентные офицеры, но решение всегда за тобой и только за тобой. И вот уже вырисовывается вся картина: ты единолично отвечаешь за этот корабль и этих людей, ты никогда и ни с кем не разделишь эту ответственность, и даже если в какой-то момент ты испытаешь колебания или неуверенность, ни единая живая душа на борту не должна об этом догадаться.
И если ты не готов, раз надев, постоянно носить этот наглухо застегнутый строгий мундир, мой тебе добрый совет, парень: оставайся помощником капитана или возглавь один из отделов корабля и на этом успокойся. И будь счастлив.
Но если ты готов и знаешь это – ты сам, а не какие-то там штабные тесты – то делай этот шаг. Потому что если ты готов и можешь, то нигде ты не будешь так счастлив, как в этом жестком мундире и неанатомичном кресле. Уж я-то это точно знаю.
При этом я от чистого сердца признаю, что я везунчик. И не всем повезло так, как повезло мне. Я видел достойных капитанов – сломавшихся, а то и предавших все, в чем они клялись. И не потому, что они были хоть в чем-то хуже меня. Просто им действительно не повезло. И не только в том, что они оказались в таких обстоятельствах, которые мне повезло избежать – далеко не только в этом. Обычно ломает не какая-то конкретная ситуация, вовсе нет. Наша работа состоит из сменяющих друг друга кризисов. На самом пике кризиса капитан остается наедине со своим кораблем и интуитивным вдохновением, которое вот так просто и не опишешь. Оно рождается частично из того самого загадочного шестого чувства, частично – из прежнего опыта, частично – из имеющихся именно сейчас конкретных данных, и частично – из почти подсознательно сложенного паззла всей ситуации. Кризис проходит на колоссальной волне адреналина, тебя проносит через подводные камни на ее гребне, но потом – неминуемый откат. И чем круче был девятый вал, тем сильнее потом бьет откатом, и от этого никуда не деться – это закон, и любой командир корабля это знает. Тебя бьет в любом случае очень жестко – даже если все закончилось благополучно. А уж если нет…
В общем, весь вопрос в том, насколько удается восстановиться за период затишья. Получается ли найти сперва разрядку, а потом точку равновесия. В легких случаях достаточно славного спарринга в спортзале, а после спортзала просто посидеть немного в рекреационной. Понаблюдать, как отдыхает экипаж, и перекинуться парой шуток с друзьями.
Друзья… Не просто друзья – боевые друзья, с которыми мы побывали там, где я предпочел бы не бывать никогда, и повидали то, что я предпочел бы никогда не видеть. И это не говоря обо всем остальном. Бои, решения на тонкой ниточке – и да, рутинные будни, день за днем. Вахта за вахтой.
Спок, МакКой, Скотти. Ухура, Сулу, Чехов – они тоже, было бы нечестно не назвать их среди друзей. Год за годом в одной вахте – это сплачивает куда сильнее, чем пресловутый пуд соли, который так любил упоминать Чехов. С вахтенными инженерами мостика такого не было, у них график скользящий, потому что очень много авральных часов. А вот с постоянным составом альфа-смены мостика – это да, это было как на подводной лодке в одном отсеке. Хотя конечно мостик «Энтерпрайз» куда просторнее.
За все эти годы они стали близкими людьми. Очень близкими. Почти семьей. Но все с той же иногда невидимой, и все равно ясно ощущаемой дистанцией. Потому что капитан всегда остается капитаном. И должен им оставаться.
Конечно, МакКой был отдушиной. Начмед – он ведь как бы подчиненный, а как бы и не совсем. Он сам царь и Бог в своем собственном государстве. И при определенных обстоятельствах, о которых лучше не вспоминать, одним росчерком пера может отстранить тебя от командования. Единственный на борту, кто может сделать это абсолютно законно, не прибегая к мятежу. Я как сейчас помню его внимательный с прищуром взгляд, от которого плечи сами собой расправляются, живот подтягивается, а головная боль трусливо поджимает хвост и улепетывает во все лопатки.
С ним я мог немножко сократить дистанцию. Тоже вполне законно, кстати. Никто не задумывался, почему так часто капитаны близко сходятся именно с начмедами? На самом деле тут все просто, никакой тайны. И причина даже не в возможности посмотреть сквозь пальцы на субординацию. Весь фокус в том, что для начмеда капитан – самый главный пациент и самая главная заноза в том месте, на котором он сидит. Он должен сперва изучить, а потом вызубрить капитанский психологический рисунок, его реакции, чтобы точно знать, когда у него с головой все в порядке, а когда что-то пошло не так; он должен представлять себе, какие потенциальные кризисные ситуации будут этому капитану, что слону дробина, а какие проедутся бульдозером по всем его болевым точкам. Поэтому необходимость разобраться в дебрях души живого человека, скрытого под лейблом «капитан» - его прямая должностная обязанность. А как проще всего человека на откровенность раскрутить? Правильно, в неформальной обстановке, да за стаканчиком чего покрепче. И чтобы человек себя не ощущал на допросе или, хуже того, на препараторском столе, свою душу тоже придется приоткрыть. А разве не из этого вырастает дружба?
Так что МакКой был отдушиной, да.
Звучит странно для того, кто хоть одной ногой заходил в большую деревню под названием Звездный флот. Ведь там всем известно, что ближайшим другом когда-то капитана, а теперь адмирала Кирка был и остается вулканец мистер Спок. И это правда. Как и то, что Спок никогда не был просто отдушиной.
Мои опора и самый надежный тыл, моя стена, на которую я всегда могу опереться. Да что там стена… Мой дом с камином, в котором меня всегда ждут и в котором мне всегда рады. Какая бы дрянь и мерзость ни творилась снаружи, я всегда могу прийти туда и просто отдохнуть – и морально, и физически.
Звучит пафосно, но при этом является чистой правдой.
Разумеется, это все не сходу началось. И разумеется же, задачу сработаться с ним я ставил перед собой еще до того, как поднялся на борт. Не курсантам Академии Звездного флота эту тонкость объяснять: что значит четко работающий и хорошо налаженный механизм капитан-старпом, и что значит взаимопонимание в этом механизме, которое должно быть практически на подсознательном уровне. Но здоровая сработанность, отшлифованная годами, и взаимное уважение – это не всегда дружба в полном ее смысле. Тут еще должно здорово повезти. Нам со Споком повезло. Очень.
Вот сейчас оглядываюсь назад и даже не могу вспомнить, а как оно началось? Как, когда и сколько времени прошло до того, как я стал считать его другом? Даже странно сейчас думать, что когда-то Спок был чужим. Это как подумать про свою руку – а ведь были времена, когда ее не было. Я привык к нему как к части самого себя, но при этом не перестал ценить. Иногда смотрю на это уникальное существо и думаю: Чем же я заслужил тебя, Спок? Чем заслужил роскошь непринужденного общения с тобой и право знать твои мысли? И это при том, что я, повторюсь, никогда не страдал комплексом неполноценности.
На самом деле это трудно описать. На любого из своих офицеров я мог положиться безоговорочно. Мог доверить свою жизнь, и даже мог доверить «Энтерпрайз» и знать, что с ней к моему возвращению все будет в порядке.
Споку же я мог доверить свою слабость. Секундную ли неуверенность, занудную ли, как зубная боль, рефлексию. Звучит невпечатляюще, но на самом деле это очень дорогого стоит. И когда он впервые доверил мне свою – вот тогда я понял, что, черт возьми, я скорее сдохну, чем подведу его доверие.
А еще на этом самом месте долг перешел на глубоко личный уровень. И если я по-прежнему мог сломаться снаружи, как это произошло с теми ребятами, о которых я говорил, то внутри у меня теперь был этот страховочный слой цемента, который не дал бы мне сломаться до конца. Ни при каких обстоятельствах.
Моя страховка и противоядие. И бальзам. Бальзам для самых сложных случаев, когда не помогала мышечная усталость после спарринга и душевная атмосфера зоны отдыха.
Спок любит делать вид, что не понимает человеческих эмоциональных жестов и потребностей. Это как старая игра, которая заставляет улыбнуться уже в тот момент, когда еще только берешь в руки коробку. Мы до сих пор в нее играем – не можем отказать себе в удовольствии, да и зачем отказывать? Отказывать себе в маленьких радостях нелогично, и Спок первым согласится с этим. И мы не отказывали, хотя я всегда старался не заходить за определенную границу, чтобы игра оставалось приятной для обоих.
Сейчас это уже в самом деле просто взаимная игра, а в годы моего капитанства она была далеко не только развлечением. Это ведь тот же спарринг, в котором мы так любили упражняться друг с другом, только в другой плоскости. Еще один способ выпустить эмоциональное напряжение. А иногда еще и способ высказать то, что грызет изнутри. Будто фурункул вскрыть. И, как и в случае с фурункулом, сперва это не дает никакого облегчения, но потом гнойник начинает потихоньку заживать. Боль непоправимых ошибок, сомнения в правильности принятых решений – все это уже не так разрушает, если есть тот, с кем можно разделить их. Обычно со старпомами такого не бывает – они сами готовятся стать капитанами, и тараканы их нынешних капитанов им без надобности. Но со Споком дело было не в том, что он не планировал продвигаться по карьерной лестнице. Он действительно от всей души хотел помочь. Все знают о вулканской преданности, но та рука, которую он всегда был готов протянуть мне, это было не о преданности. И поэтому ее было невозможно отвергнуть. Потому что я смотрел в его глаза и знал, что он протягивает ее не своему командиру, место которого теоретически мог занять любой, а именно мне. И даже не Джеймсу Кирку, а Джиму.
За эти годы мы хорошо изучили друг друга. И потому каждый нутром чуял, когда второму было нужно плечо, даже если внешне все было как будто в порядке. Хотя я не из тех людей, кто легко открывается. Как и он, само собой. У нас вообще очень много общего, хотя на первый взгляд наверняка ничего подобного не подумаешь. Но первое впечатление часто бывает обманчивым. Но при этом мы не духовные близнецы, иначе мы немногое могли бы дать друг другу. А он дал мне очень много. Надеюсь, что и я ему тоже.
Точнее… я знаю, что дал ему очень много. И далеко не всегда хорошее.
Я иногда думаю, что оттого он после наших пятилеток и ушел в Колинар. Слишком много моего он на себе тащил. А я будто и не замечал – знай себе только подкладывал.
Но вот этого всего я бы тому мальчонке не рассказал – это только наше со Споком. Его и мое, и больше ничье.
Как и многое другое, о чем я никогда вслух не скажу, потому что это тоже только наше и не для посторонних глаз. Конечно же, экипаж многое видел и еще больше понимал, но на то он и экипаж, и они по определению не посторонние.
А тому пареньку, собственно, я вообще ничего не рассказал. Только улыбнулся и сказал, что неважно, когда ты это решил. Важно решить и идти выбранным курсом. И тогда обязательно станешь именно тем, кем решил.
Хотел еще добавить, что у него непременно получится. Но не стал. Потому что по глазам видел – он и сам это знает. И пройдет не мою дорогу, а свою.
Автор: kate1521
Фандом: Star Trek ТОС
Таймлайн: где-то перед началом 2-го фильма
Категория: джен
Жанр: POV Кирка
Размер: 2 500 слов
Дисклеймер: никаких прав не имею
Сегодня курсант в Академии спросил меня, когда я решил, что обязательно стану капитаном. Юный мальчишка с горящими глазами, и понятно было, что он-то для себя уже точно все решил. И я, глядя на него, не смог бы сдержать улыбки, даже если бы захотел. А я и не хотел.
Я видел, что он ждет рассказа. Короткого экскурса в детские мечты, курсантские и лейтенантские годы. Потом немножко о том, как трудно и одновременно потрясающе было, когда я наконец получил капитанские нашивки и свой корабль. Свой корабль.
Когда я произношу это – вслух ли, мысленно ли - я сразу вспоминаю ее. Такой, какой я впервые ее увидел. Элегантная красавица, чуть поблескивающая серебром обшивки в лучах Солнца. Пронзительно яркая на фоне бескрайней темноты космоса. Не влюбиться в нее с первого взгляда было просто невозможно. Разумеется, потом я видел ее со стороны десятки, сотни раз, но того первого раза я никогда не забуду. И мне повезло – очень повезло – она осталась моей единственной. Первой и последней.
Честно признаюсь, я тогда здорово удивился, увидев свое назначение – «Энтерпрайз», тяжелый стратегический крейсер класса «Конституция». Да что «тогда» – я и сейчас удивлен, хотя заниженной самооценкой я никогда не страдал: ни тогда и ни сейчас.
Но да, мне передали эту гордую красавицу, передали вместе с экипажем в 432 человека.
Если бы парнишка-курсант спросил, чувствовал ли я тогда гордость, я бы честно ответил: конечно. А дальше я должен был бы рассказать про новую страницу в жизни и про совсем другой уровень ответственности.
На самом деле, я объясняю курсантам, что ответственность ждет их не когда-то там, в абстрактной туманной дали, она тотчас примет их в свои объятия, едва они впервые ступят на палубу корабля. Каждую минуту своей вахты они будут нести ответственность за жизни своих товарищей. Потому что это космос, и одна незамкнутая цепь реактора, одна незадраенная переборка, одна неподтвержденная команда на пульте может означать чью-то смерть. Поэтому за годы службы, пока ты медленно двигаешься от стажера через полноправного энсина и до лейтенанта, ответственность становится такой же естественной, как дыхание. Так что, когда ты получаешь повышение до помощника капитана и возглавляешь какую-то из корабельных смен, добавляется только административная работа, потому что командовать чьими-то действиями ты уже давно привык, ведь ты уже столько раз командовал десантной партией. Когда уверенно управляешься с пятеркой людей, увеличение их числа до сотни значения не имеет.
А потом ты получаешь капитанское назначение и снова ощущаешь легкий привкус того подзабытого чувства, которое испытал, когда впервые подошел к своему рабочему пульту. На самом деле ты не сомневаешься, что готов к этому – потому что если вдруг сомневаешься, значит совершенно точно не готов, и начальство знает это лучше тебя, ведь та куча психологических, командирских и тактических тестов, которые нужно пройти, чтобы получить для начала соответствие на капитанскую должность – вся эта куча придумана далеко не идиотами.
Ответственность, уверенность – звучит скучно, но я должен был бы это рассказать. Потому что в главном это чистая правда. Но только до тех пор, пока речь не идет о том, что у тебя на самом деле на душе, когда ты читаешь такие долгожданные строчки на экране падда. Когда ты получаешь капитанское назначение, никакого уже навалившегося бремени новой ответственности ты не чувствуешь. Все, что ты ощущаешь – это неописуемый восторг. Драйв. Такой подъем, что без всякого антиграва мог бы ходить по потолку.
То же самое ты ощущаешь, когда ждешь прихода своего корабля, и между делом перечитываешь спецификации и знакомишься с личными делами экипажа.
И когда впервые смотришь на свой корабль и знаешь, что уже любишь его всей душой – по-другому, чем любил до него те корабли, на которых служил под началом других капитанов.
И когда впервые совершаешь его обход в сопровождении помощников и осматриваешь, и чувствуешь его.
И когда впервые опускаешься в центральное кресло на мостике – твое кресло, хотя ты и раньше сидел в подобных, возглавляя вахту. Но вот это конкретное – оно твое.
Бремя ответственности появляется позже, гораздо позже. Точнее, оно не появляется, оно подкрадывается – исподволь, на мягких лапах. И картина рисуется потихоньку, словно морозный узор на окне. Первый штришок – ты на вахте всегда. Следующий штришок – ты никогда не можешь расстегнуть метафорическую верхнюю пуговичку; ты можешь шутить, поддерживать легкую беседу, но дистанция всегда остается. Еще один штрих – у тебя есть помощники и компетентные офицеры, но решение всегда за тобой и только за тобой. И вот уже вырисовывается вся картина: ты единолично отвечаешь за этот корабль и этих людей, ты никогда и ни с кем не разделишь эту ответственность, и даже если в какой-то момент ты испытаешь колебания или неуверенность, ни единая живая душа на борту не должна об этом догадаться.
И если ты не готов, раз надев, постоянно носить этот наглухо застегнутый строгий мундир, мой тебе добрый совет, парень: оставайся помощником капитана или возглавь один из отделов корабля и на этом успокойся. И будь счастлив.
Но если ты готов и знаешь это – ты сам, а не какие-то там штабные тесты – то делай этот шаг. Потому что если ты готов и можешь, то нигде ты не будешь так счастлив, как в этом жестком мундире и неанатомичном кресле. Уж я-то это точно знаю.
При этом я от чистого сердца признаю, что я везунчик. И не всем повезло так, как повезло мне. Я видел достойных капитанов – сломавшихся, а то и предавших все, в чем они клялись. И не потому, что они были хоть в чем-то хуже меня. Просто им действительно не повезло. И не только в том, что они оказались в таких обстоятельствах, которые мне повезло избежать – далеко не только в этом. Обычно ломает не какая-то конкретная ситуация, вовсе нет. Наша работа состоит из сменяющих друг друга кризисов. На самом пике кризиса капитан остается наедине со своим кораблем и интуитивным вдохновением, которое вот так просто и не опишешь. Оно рождается частично из того самого загадочного шестого чувства, частично – из прежнего опыта, частично – из имеющихся именно сейчас конкретных данных, и частично – из почти подсознательно сложенного паззла всей ситуации. Кризис проходит на колоссальной волне адреналина, тебя проносит через подводные камни на ее гребне, но потом – неминуемый откат. И чем круче был девятый вал, тем сильнее потом бьет откатом, и от этого никуда не деться – это закон, и любой командир корабля это знает. Тебя бьет в любом случае очень жестко – даже если все закончилось благополучно. А уж если нет…
В общем, весь вопрос в том, насколько удается восстановиться за период затишья. Получается ли найти сперва разрядку, а потом точку равновесия. В легких случаях достаточно славного спарринга в спортзале, а после спортзала просто посидеть немного в рекреационной. Понаблюдать, как отдыхает экипаж, и перекинуться парой шуток с друзьями.
Друзья… Не просто друзья – боевые друзья, с которыми мы побывали там, где я предпочел бы не бывать никогда, и повидали то, что я предпочел бы никогда не видеть. И это не говоря обо всем остальном. Бои, решения на тонкой ниточке – и да, рутинные будни, день за днем. Вахта за вахтой.
Спок, МакКой, Скотти. Ухура, Сулу, Чехов – они тоже, было бы нечестно не назвать их среди друзей. Год за годом в одной вахте – это сплачивает куда сильнее, чем пресловутый пуд соли, который так любил упоминать Чехов. С вахтенными инженерами мостика такого не было, у них график скользящий, потому что очень много авральных часов. А вот с постоянным составом альфа-смены мостика – это да, это было как на подводной лодке в одном отсеке. Хотя конечно мостик «Энтерпрайз» куда просторнее.
За все эти годы они стали близкими людьми. Очень близкими. Почти семьей. Но все с той же иногда невидимой, и все равно ясно ощущаемой дистанцией. Потому что капитан всегда остается капитаном. И должен им оставаться.
Конечно, МакКой был отдушиной. Начмед – он ведь как бы подчиненный, а как бы и не совсем. Он сам царь и Бог в своем собственном государстве. И при определенных обстоятельствах, о которых лучше не вспоминать, одним росчерком пера может отстранить тебя от командования. Единственный на борту, кто может сделать это абсолютно законно, не прибегая к мятежу. Я как сейчас помню его внимательный с прищуром взгляд, от которого плечи сами собой расправляются, живот подтягивается, а головная боль трусливо поджимает хвост и улепетывает во все лопатки.
С ним я мог немножко сократить дистанцию. Тоже вполне законно, кстати. Никто не задумывался, почему так часто капитаны близко сходятся именно с начмедами? На самом деле тут все просто, никакой тайны. И причина даже не в возможности посмотреть сквозь пальцы на субординацию. Весь фокус в том, что для начмеда капитан – самый главный пациент и самая главная заноза в том месте, на котором он сидит. Он должен сперва изучить, а потом вызубрить капитанский психологический рисунок, его реакции, чтобы точно знать, когда у него с головой все в порядке, а когда что-то пошло не так; он должен представлять себе, какие потенциальные кризисные ситуации будут этому капитану, что слону дробина, а какие проедутся бульдозером по всем его болевым точкам. Поэтому необходимость разобраться в дебрях души живого человека, скрытого под лейблом «капитан» - его прямая должностная обязанность. А как проще всего человека на откровенность раскрутить? Правильно, в неформальной обстановке, да за стаканчиком чего покрепче. И чтобы человек себя не ощущал на допросе или, хуже того, на препараторском столе, свою душу тоже придется приоткрыть. А разве не из этого вырастает дружба?
Так что МакКой был отдушиной, да.
Звучит странно для того, кто хоть одной ногой заходил в большую деревню под названием Звездный флот. Ведь там всем известно, что ближайшим другом когда-то капитана, а теперь адмирала Кирка был и остается вулканец мистер Спок. И это правда. Как и то, что Спок никогда не был просто отдушиной.
Мои опора и самый надежный тыл, моя стена, на которую я всегда могу опереться. Да что там стена… Мой дом с камином, в котором меня всегда ждут и в котором мне всегда рады. Какая бы дрянь и мерзость ни творилась снаружи, я всегда могу прийти туда и просто отдохнуть – и морально, и физически.
Звучит пафосно, но при этом является чистой правдой.
Разумеется, это все не сходу началось. И разумеется же, задачу сработаться с ним я ставил перед собой еще до того, как поднялся на борт. Не курсантам Академии Звездного флота эту тонкость объяснять: что значит четко работающий и хорошо налаженный механизм капитан-старпом, и что значит взаимопонимание в этом механизме, которое должно быть практически на подсознательном уровне. Но здоровая сработанность, отшлифованная годами, и взаимное уважение – это не всегда дружба в полном ее смысле. Тут еще должно здорово повезти. Нам со Споком повезло. Очень.
Вот сейчас оглядываюсь назад и даже не могу вспомнить, а как оно началось? Как, когда и сколько времени прошло до того, как я стал считать его другом? Даже странно сейчас думать, что когда-то Спок был чужим. Это как подумать про свою руку – а ведь были времена, когда ее не было. Я привык к нему как к части самого себя, но при этом не перестал ценить. Иногда смотрю на это уникальное существо и думаю: Чем же я заслужил тебя, Спок? Чем заслужил роскошь непринужденного общения с тобой и право знать твои мысли? И это при том, что я, повторюсь, никогда не страдал комплексом неполноценности.
На самом деле это трудно описать. На любого из своих офицеров я мог положиться безоговорочно. Мог доверить свою жизнь, и даже мог доверить «Энтерпрайз» и знать, что с ней к моему возвращению все будет в порядке.
Споку же я мог доверить свою слабость. Секундную ли неуверенность, занудную ли, как зубная боль, рефлексию. Звучит невпечатляюще, но на самом деле это очень дорогого стоит. И когда он впервые доверил мне свою – вот тогда я понял, что, черт возьми, я скорее сдохну, чем подведу его доверие.
А еще на этом самом месте долг перешел на глубоко личный уровень. И если я по-прежнему мог сломаться снаружи, как это произошло с теми ребятами, о которых я говорил, то внутри у меня теперь был этот страховочный слой цемента, который не дал бы мне сломаться до конца. Ни при каких обстоятельствах.
Моя страховка и противоядие. И бальзам. Бальзам для самых сложных случаев, когда не помогала мышечная усталость после спарринга и душевная атмосфера зоны отдыха.
Спок любит делать вид, что не понимает человеческих эмоциональных жестов и потребностей. Это как старая игра, которая заставляет улыбнуться уже в тот момент, когда еще только берешь в руки коробку. Мы до сих пор в нее играем – не можем отказать себе в удовольствии, да и зачем отказывать? Отказывать себе в маленьких радостях нелогично, и Спок первым согласится с этим. И мы не отказывали, хотя я всегда старался не заходить за определенную границу, чтобы игра оставалось приятной для обоих.
Сейчас это уже в самом деле просто взаимная игра, а в годы моего капитанства она была далеко не только развлечением. Это ведь тот же спарринг, в котором мы так любили упражняться друг с другом, только в другой плоскости. Еще один способ выпустить эмоциональное напряжение. А иногда еще и способ высказать то, что грызет изнутри. Будто фурункул вскрыть. И, как и в случае с фурункулом, сперва это не дает никакого облегчения, но потом гнойник начинает потихоньку заживать. Боль непоправимых ошибок, сомнения в правильности принятых решений – все это уже не так разрушает, если есть тот, с кем можно разделить их. Обычно со старпомами такого не бывает – они сами готовятся стать капитанами, и тараканы их нынешних капитанов им без надобности. Но со Споком дело было не в том, что он не планировал продвигаться по карьерной лестнице. Он действительно от всей души хотел помочь. Все знают о вулканской преданности, но та рука, которую он всегда был готов протянуть мне, это было не о преданности. И поэтому ее было невозможно отвергнуть. Потому что я смотрел в его глаза и знал, что он протягивает ее не своему командиру, место которого теоретически мог занять любой, а именно мне. И даже не Джеймсу Кирку, а Джиму.
За эти годы мы хорошо изучили друг друга. И потому каждый нутром чуял, когда второму было нужно плечо, даже если внешне все было как будто в порядке. Хотя я не из тех людей, кто легко открывается. Как и он, само собой. У нас вообще очень много общего, хотя на первый взгляд наверняка ничего подобного не подумаешь. Но первое впечатление часто бывает обманчивым. Но при этом мы не духовные близнецы, иначе мы немногое могли бы дать друг другу. А он дал мне очень много. Надеюсь, что и я ему тоже.
Точнее… я знаю, что дал ему очень много. И далеко не всегда хорошее.
Я иногда думаю, что оттого он после наших пятилеток и ушел в Колинар. Слишком много моего он на себе тащил. А я будто и не замечал – знай себе только подкладывал.
Но вот этого всего я бы тому мальчонке не рассказал – это только наше со Споком. Его и мое, и больше ничье.
Как и многое другое, о чем я никогда вслух не скажу, потому что это тоже только наше и не для посторонних глаз. Конечно же, экипаж многое видел и еще больше понимал, но на то он и экипаж, и они по определению не посторонние.
А тому пареньку, собственно, я вообще ничего не рассказал. Только улыбнулся и сказал, что неважно, когда ты это решил. Важно решить и идти выбранным курсом. И тогда обязательно станешь именно тем, кем решил.
Хотел еще добавить, что у него непременно получится. Но не стал. Потому что по глазам видел – он и сам это знает. И пройдет не мою дорогу, а свою.
Оставить комментарий