M'Ress

Планета чёрных туч

Фандом: StarTrek: TOS & Матрица
Название: Планета чёрных туч
Автор: M'Ress
Жанр: джен, приключения, hurt-comfort
Время действия: после третьего сезона TOS и фильма "Матрица: Революция"
Дисклеймер: Парамаунту - парамаунтово, УорнерБразерсам - уорнербразерсово, а моего тут почти и нет.
Кратко: фанат не смиряется с трагическим финалом, фанат его переписывает.

1. Кирк

В моей жизни было много планет.
Я видел прекрасные, как райские сады, кислородные планеты М-класса и огненные геенны класса "Демон" с раскалённой поверхностью и ядовитой атмосферой. Я видел планеты с фиолетовыми лесами и розовыми озёрами. Планеты, где вереницы разноцветных лун делают ночи светлее дней. Планеты, где нет океанов, и планеты, где нет суши. Мёртвые каменные шары, насквозь простерилизованные жёсткой радиацией. Исполинские капли сжиженного водорода и метана. Ледяные глыбы, блуждающие по орбитам погасших звёзд.
Но такой планеты я не видел никогда.
По обзорному экрану "Энтерпрайза" плыло круглое пятно темноты. Солнечный свет обводил его край тонким золотым нимбом, рисуя чёрный абрис на звёздном поле, и жемчужно-серый спутник, залитый тенью с одного бока, на фоне планеты казался ломтиком сыра, упавшим в лужу смолы.
Куда нас занесли на этот раз причудливые законы нелинейной астрофизики? Неизвестно. Но мы были живы, корабль - относительно цел, и будущее представлялось не в таком мрачном свете, как пару часов назад, когда три клингонских "стервятника" перехватили нас возле красного гиганта XF-1876, и с одной стороны оказалась пылающая водородно-гелиевая бездна, а с другой - вражеский клин, яростно плюющийся огнём из всех стволов.
Никто в здравом уме не уходит в варп из гравитационного колодца звезды.
Нам - пришлось.
Удача была с нами в этот день. Корабль не развалился на части, когда поле искривления начало колебаться, когда пространственные неоднородности гнули шпангоуты и сминали переборки, как бумажные листы. Флуктуации магнитного потока в варп-ядре не воспламенили антивещество в гондолах двигателей, инерционные демпферы уберегли от смертельных перегрузок. Но нам пришлось пережить полтора часа дьявольской болтанки, скачков и перепадов гравитации; полтора часа в дыму и угаре, среди искрящих от напряжения цепей и рвущихся один за другим плазмопроводов, пока последняя судорога искривлённого континуума не вышвырнула нас в нормальный космос - здесь, на орбите неизвестной жёлтой звезды, рядом с планетой, похожей на забытую в костре обугленную картофелину.
Чёрный шар на экране выглядел чуть шероховатым, словно бархатный помпон. Я не сразу различил на нём едва заметные спиралевидные разводы, неуловимые переливы из чёрного в самый тёмный серый, из дёгтя в антрацит. Где-то там, невидимые с огромного расстояния, по вороной шкурке планеты гуляли волны и завихрения, зарождались смерчи, буйствовали циклоны.
- Что это, Спок?
- Планета М-класса со спутником селенического типа, - ответил наш старпом и научный офицер по совместительству. - Сила тяжести - стандартная единица, кислородно-азотная атмосфера пригодна для дыхания. Плотность облачного покрова - сто процентов. В атмосфере присутствуют сложные углеводородные взвеси. Полагаю, эти облака созданы искусственно.
- Но зачем?
У меня в голове не укладывалось, что кто-то мог по собственной воле воздвигнуть над планетой эту чёрную непроницаемую завесу, отрезав себя от солнечного тепла, от синевы небес, от манящего света далёких звёзд.
- Чтобы всякие непрошенные гости не подглядывали, - желчно отозвался Боунс, занявший, как всегда, наблюдательный пост за моей спиной. - Вроде нас.
- В таком случае, доктор, - парировал Спок, - их усилия не увенчались успехом. Наши сенсоры достаточно совершенны, чтобы прозондировать планету сквозь облачный покров. Конечно, точность очень низкая, но, полагаю, я смогу выделить...
Он умолк на полуслове и буквально прилип к монитору научной консоли.
- Что там? - спросил я, сгорая от любопытства.
- Бьюсь об заклад, он снова нашёл нечто "очаровательное", - съязвил Боунс.
- Боюсь, что даже это слово недостаточно выразительно в данной ситуации, - проговорил Спок после очень долгой паузы. - Вывожу на экран.
Поверх чёрного шара легла мерцающая координатная сетка. Потом поверхность планеты посветлела и расцвела неровными тёмно-серыми и белыми пятнами - очертаниями океанов и континентов. Точность и впрямь была низкой, контуры изображения осыпались снежной крупой, но мы все, как один, затаили дыхание. Это было слишком невозможно, чтобы поверить.
На экране перед нами проплывал изогнутый треугольник Африки. Ниже белела полярная шапка Антарктиды, протягивая длинный плавник-полуостров к Огненной земле. Наверх, к северу, сплошным молочным полем простиралась Евразия, а справа, уходя за горизонт, маячил последний уголок Австралии.
Минута за минутой текли в оглушённом молчании. Планета медленно вращалась на экране. Австралия исчезла, Африка сдвинулась вбок, и с западного края показались две Америки. Где-то там, под нами, находилась и моя родная Айова... вот только сознание отказывалось соединять эти монохромные узоры с золотым разливом августовских нив, с хрустом свежей соломы и влажным запахом чернозёма...
- Земля? - услышал я чей-то сдавленный шёпот и не сразу узнал собственный голос.
- Так точно, капитан, - ответил Спок. - Всё совпадает. Масса, орбитальная скорость, периоды обращения планеты и спутника, спектральный рисунок звезды...
- И место, - осипшим от волнения голосом добавил Чехов. - Если верить звёздным картам, мы находимся в Солнечной системе. А я-то думал, что это сбой в навигационном компьютере...
- Если это Земля, то... - У меня похолодело в груди. - Чехов, рассчитайте астрономическое время!
- То же самое, - растерянно ответил он, сверившись с расположением звёзд. - Плюс-минус пара лет... но мы по-прежнему в двадцать третьем веке.
Уже лучше. Было бы очень неприятно узнать, что чёрная планета - это то, во что превратится Земля в отдалённом будущем.
- Если мы не переместились во времени, значит, остаётся одно, - сказал я, разглядывая серо-белую кашу на месте индонезийских островов. - Нерасчётный варп-переход привёл нас в другое пространство. Это не наша Земля - и, следовательно, не наша вселенная.
- Снова "зеркало"? - хмуро осведомился Боунс.
- Едва ли. На той Земле была нормальная атмосфера. Не думаю, что со времени нашего визита там всё настолько изменилось.
- Тогда что это, чёрт побери, такое? - Доктор обвиняющим жестом указал на экран.
- Узнаем, когда познакомимся с ними поближе. Спок, на этой Земле есть люди?
- Сканирую, - отозвался старпом. - Есть крупные энергетические источники... предположительно техногенного происхождения. Биосигналов нет... впрочем, подождите...
- Что?
- Наблюдаю один сигнал, но показания нестабильны. Минуту назад он практически исчез, потом опять усилился, а теперь...
Спок замолчал. Несколько раз прикоснулся к клавишам и выпрямился.
- Сигнал прервался, капитан. Я не вижу признаков жизни.
Меня будто вихрем снесло с кресла.
- Чехов, зафиксируйте координаты! Скотти, готовь транспортатор! Спок, Боунс - руки в ноги и за мной!


2. Спок

На первый взгляд это место напоминало город.
Тонкие шпили высотных зданий упирались в тёмное небо; между ними тянулись цепочки летучих огней, похожих на оживлённое уличное движение. Плавными дугами выгибались эстакады и пешеходные мосты. В окнах домов мелькал свет.
Но вблизи становилось заметно, что от зданий остались только бетонные остовы с торчащими иглами арматуры. То, что казалось мостами, - на самом деле уложенные петлями исполинские кабели до десяти метров в поперечнике. И летают между ними не флайеры, а бесчисленные стайки странных членистоногих роботов, с бронированными панцирями и рядами алых лампочек вдоль тела.
Едва ли в этом городе могли жить люди.
Здесь было не так темно, как я ожидал. Разгоняя сплошной мрак, на металлических шпилях вспыхивали бело-голубые нити разрядов; в тёмных провалах между разрушенными домами загоралось и угасало тусклое красноватое свечение. Низкий, придавленный плотными тучами горизонт полыхал бледными зарницами.
Мы стояли на решетчатой платформе, горизонтально выступающей из стены здания. Снизу, от земли, резкими порывами дул тёплый ветер, несущий волны странных тяжёлых запахов - ржавчина и мазут, копоть и смазка, острая грозовая свежесть озона... Капитан закашлялся, доктор Маккой сморщил нос. Даже я, приспособленный к разрежённому воздуху, испытывал некоторые трудности с дыханием. Вероятно, сказались годы, проведённые в кондиционированной атмосфере корабля и на богатой кислородом Земле - на Земле нашей вселенной.
Джим включил фонарь и огляделся по сторонам. Луч скользнул по свисающим кольцам кабелей, по ажурным переплетениям несущих ферм - и остановился, выделив из темноты распростёртую на платформе фигуру в нескольких метрах от нас.
Человек лежал на спине, раскинув руки в стороны. Он был одет в какие-то обноски - мешковатые штаны и рваный, грубо связанный свитер. Эта одежда, явно сделанная вручную, никак не сочеталась с окружавшими нас свидетельствами поразительного технологического прогресса.
Но не она приковала наше внимание.
Лицо человека пересекала широкая грязная повязка. Она полностью закрывала глаза, брови и верхнюю часть щёк, и кожа под краями ткани была болезненно-красной, подмокшей от сукровицы.
Отстранив меня, доктор Маккой опустился на колени возле тела. Достал медицинский трикодер, провёл над грудью лежащего, ещё раз проверяя то, что уже определили сенсоры корабля: отсутствие дыхания и пульса. Потом осторожно - будто опасаясь причинить мёртвому боль - снял повязку. И негромко произнёс одно экспрессивное эмоциональное выражение из своего обширного лексикона.
Джим коротко выдохнул сквозь зубы.
У человека не было глаз. Обе глазницы и переносица представляли собой сплошную массу обожжённой, вздувшейся волдырями плоти. И судя по тому, что остальная часть лица осталась невредимой, кроме нескольких царапин, - этот ожог был нанесён не случайно.
- За что? - сдавленно проговорил Маккой. - За что с ним сделали... такое?
- Во многих культурах выжигание глаз носит символический характер, - ответил я. - Возможно, это было частью какого-то наказания или ритуала.
- Ритуал? - эхом повторил Джим. - Но что за ритуал?
Я промолчал. Земляне нетерпеливы. Они требуют объяснений сразу, забывая о том, что быстрый ответ редко бывает правильным. Кто этот человек? Как он попал сюда? Кто его ранил, кто перевязал ему рану? Кто - или что - убило его? И куда делись остальные жители планеты?
Много вопросов, ни одного ответа. В таких случаях лучше не делать поспешных выводов, а наблюдать и собирать информацию. И в какой-то момент путаница разрозненных фактов выстроится в единственную достоверную гипотезу, которая непротиворечиво свяжет воедино и странные атмосферные явления, и обилие индустриальных комплексов, и исчезновение населения, и это неопознанное тело с изуродованным лицом...
Доктор тем временем продолжал обследовать мёртвого трикодером.
- Показания несколько странные, - сообщил он, не уточняя, в чём именно состоит странность. - Но, насколько я могу судить, у него только незначительные травмы. Ушибы, трещина в ребре, несколько поверхностных ран.
- Тогда от чего он погиб? - спросил капитан.
- Обширный синаптический шок, - ответил Маккой. - Как будто через его нервные пути прошёл управляющий импульс чрезвычайной мощности. Я только не понимаю...
Не договорив, он с невнятным восклицанием наклонился над телом и провёл трикодером над головой человека. Потом выронил прибор и схватился за медицинскую сумку.
- Есть нейронная активность, - бросил он через плечо. - Клиническая... сто пятьдесят секунд... Ещё не поздно... Джим, Спок, да посветите же мне!
Я взглянул на капитана. Первая директива, главный закон космических исследователей, строго запрещала любые контакты со слаборазвитыми культурами. Однако нестандартные ситуации требуют нестандартных решений, и в подобных случаях только капитан вправе решить, допустимо ли вмешательство в дела чужой цивилизации. Это его прерогатива и его ответственность.
Джим ничего не сказал. Просто поднял фонарь, и световой круг лёг на руки доктора. Я отступил вбок и направил луч своего фонаря на мёртвого - пока ещё мёртвого - человека.
Маккой работал быстро, зная цену каждой потраченной секунде. Инъекция кордразина в шейную артерию. Две пластинки электродов на виски, две - под свитер, на левую сторону груди. Разряд - тело конвульсивно вздрогнуло, голова безвольно мотнулась по решётке. И ещё раз. И ещё... Доктор что-то пробормотал сквозь зубы, сорвал электроды и стал нажимать сложенными ладонями на грудную клетку человека.
- Триокс, синяя ампула, - сквозь зубы сказал он, не прекращая массаж. - Живее!
Я отдал капитану фонарь, вынул из аптечки указанную ампулу и сделал инъекцию. Триокс насыщает кровь кислородом - его используют для дыхания на планетах с разрежённой атмосферой или, как сейчас, для устранения гипоксии.
Маккой остановился и прижал палец к сонной артерии пациента. Подобрал брошенный трикодер, заново снял показания и устало уронил руки на колени.
- Есть, - сказал он. - Пульс тридцать пять и держится.
- Он выживет? - спросил Джим.
- Пока не знаю. Но в этих условиях я ничего больше не могу сделать, - Маккой выпрямился, вытирая вспотевший лоб. - Джим, мы должны взять его на корабль.
Капитан молчал, но я уже с большой долей вероятности знал, как он поступит. Не в его привычках было останавливаться на полпути.
Он снял с пояса коммуникатор. Несколько секунд стоял, сжимая прибор в руке, глядя на доктора и его пациента. Потом повернулся ко мне.
- Я знаю, - проговорил он вполголоса, - это нарушение Первой директивы. Но их цивилизация, видимо, уже погибла... и мы никогда не узнаем, почему, если позволим ему умереть.
Будь я землянином, я улыбнулся бы, видя, как мой друг ищет оправдание, чтобы совместить логику с этикой, служебный долг - с милосердием. В такие минуты я не жалел, что половина моих генов принадлежит этому странному, безрассудному и великодушному народу.
- Я хотел сказать как раз обратное, - возразил я. - Поскольку при естественном развитии событий он должен был неминуемо погибнуть, то, забрав его на корабль, мы не нарушим нормального хода истории. Мы только исправим вмешательство, которое совершили, вернув его к жизни.
- Ты прав, - Лицо капитана просветлело, потом он снова нахмурился. - Но это значит, что ему придётся остаться на "Энтерпрайзе". Мы не сможем его отпустить.
- Именно так.
- Ради бога, - раздражённо вмешался Маккой, - давайте решать проблемы по очереди! Этот бедолага едва дышит! У него тяжёлое поражение нервной системы, и я даже не знаю, выкарабкается он или превратится в овощ.
Джим кивнул и раскрыл коммуникатор.
- Кирк - "Энтерпрайзу". Поднимайте четверых.


3. Маккой

"Медицинский журнал, звёздная дата *******: Карта пациента. Вид: землянин (подвид евразийский смешанный). Пол: мужской. Возраст: около 35 лет. Группа крови: А-отрицательная. Иммунотип: каппа-2. Наследственные заболевания и мутации: не выявлены.
Особые отметки..."
Я нажал на кнопку, останавливая запись.
Особенностей у нового пациента было хоть отбавляй. Да таких расчудесных особенностей, что я не знал, как их описать в медицинском журнале, потому что нет такого научного термина - "розетка в голове".
Первое потрясение мы испытали, когда второпях положили парня под энцефалограф, чтобы определить степень повреждения мозга. Вместо нормальных показаний сканер выдал какую-то кашу, и я, изрядно вымотанный за последние несколько часов, не сразу догадался отключить аппаратуру и осмотреть голову пациента по старинке - глазами.
На затылке у него обнаружилась металлическая пластинка размером с крупную монету, слегка прикрытая волосами. Сначала я принял её за протез, закрывающий отверстие в кости после резекционной трепанации черепа. Наши врачи уже лет триста не пользовались такими примитивными средствами для устранения костных дефектов, но в этом мире медицина могла быть более отсталой. Это вполне сочеталось и с грубой одеждой нашего найдёныша, и с ритуальным выжиганием глаз.
Лишь разглядев это "украшение" повнимательнее, я понял свою ошибку. Вполне простительную ошибку, между прочим. Ну кому в здравом уме могло прийти в голову, что у живого человека в основании черепа может находиться кабельный разъём, расположенный таким образом, что штекер должен втыкаться прямо в мозг?
Но настоящий шок поджидал нас, когда мы сняли с пациента вязаную рванину, чтобы залечить треснувшее ребро и прочие мелкие повреждения.
Всё тело человека было усеяно разъёмами. Они вырастали прямо из кожи, как чёрные струпья, - на руках, на ногах, на груди, вдоль позвоночника. По их расположению я понял, что они связаны с вегетативной нервной системой, как затылочный контакт - с головным мозгом. Но кому и зачем понадобилось соединять органическую нервную систему с электропроводкой? Оставалось только теряться в догадках, и ни одна из этих догадок мне не понравилась.
Трогать имплантанты я побоялся. Сканирование показало, что металлические контакты буквально срослись с нервными путями пациента. Видимо, их вживили в очень раннем возрасте, и с точки зрения хирургии это было сделано виртуозно - вся нервная система сохранила полную функциональность. Ни одного повреждённого корешка, ни вазомоторных нарушений, ни атрофии. Даже я, при всём моём богатом опыте, при всём арсенале первоклассной медицинской техники, не смог бы повторить такую работу.
Я занялся тем, что было мне знакомо, - ожогом лица.
Ожог был обработан совершенно варварским образом - какой-то примитивной болеутоляющей мазью, а та грязная тряпка, кажется, служила повязкой. Неудивительно, что некроз осложнился воспалением, а попавший в рану алюминий уже начал отравлять ткани.
Честно говоря, я не надеялся, что парень останется зрячим. Но микросканер обнаружил, что сетчатка уцелела, и это была неожиданная удача. Восстановить её и зрительный нерв я бы точно не смог.
Но и без того работы оказалось по горло. Имплантировать искусственные хрусталики, заново вырастить глазные мышцы, наложить склеру - это было только начало. Четыре операции потребовалось на полную пластику век и бровей с регенерацией лицевых нервов. Форму бровей, разрез глаз, цвет радужки сверяли по генетической карте.
В общей сложности мы с Кристиной провели у стола восемнадцать часов, но дело того стоило. Когда мы закончили, на биокровати вместо изувеченной безглазой куклы оказался вполне себе симпатичный молодой человек с тонкими, слегка восточными чертами лица. Метис-евразиец, типичный потомок послевоенной эпохи и всепланетного смешения народов. Обыкновенный, стопроцентный землянин... если не считать встроенных в тело розеток.
Он пришёл в сознание на второй день после реанимации, как раз в тот момент, когда я подошёл для очередного осмотра. Сначала пискнул диагност, предупреждая о повышении уровня нейронной активности. Потом кардиодатчик отметил учащение пульса и смену дыхательного ритма. Ещё через минуту у пациента дрогнули ресницы (предмет особой гордости мисс Чепэл - она собственноручно вживляла каждый фолликул, хотя с длиной, кажется, слегка перестаралась).
Он приоткрыл глаза и сразу болезненно зажмурился. Я спохватился и наполовину убавил освещение. Совсем забыл, что восстановленные нервы поначалу работают не в полную силу, и зрачки сокращаются медленнее обычного.
Он снова открыл глаза, чуть приподнялся на локтях. Поморгал - не так, как моргают спросонья, а медленно, сосредоточенно двигая веками, словно не веря, что снова может видеть. Потом в его лице что-то изменилось, он расслабился и со вздохом опустил голову на подушку.
Я придвинул стул к кровати и сел. Он уставился на меня с выжидательным интересом.
- Ну, здравствуй, - сказал я по-английски. Если он был с Земли - пусть даже с этой неправильной, жуткой, превращённой в техногенный ад Земли - он должен был понять меня. Место, где мы его подобрали, соответствовало густонаселённым зонам Северной Америки.
Я угадал.
- Здравствуйте, - ответил он на том же языке. Он выглядел слегка растерянным, но не очень удивлённым. У меня отлегло от сердца: судя по всему, высшие нервные функции не пострадали. Из-за имплантантов я так и не смог сделать качественную энцефалограмму и до этой минуты опасался, что синаптический шок мог вызвать необратимые повреждения мозга.
- Меня зовут доктор Леонард Маккой, - представился я. - А тебя, сынок?
- Томас Андерсон, 1962 года рождения, - с готовностью выпалил он. - Адрес - 101-33, 31-я улица, Кэпитал-Сити. Номер медицинской страховки - 6723-99-0010-03.
Я чуть со стула не свалился. Какой, к чёрту, Кэпитал-Сити? Даже если на этой Земле когда-нибудь существовал такой город - весь континент превратился в руины лет двести назад!
Парень определённо повредился в уме. И я сильно подозревал, что причиной тому - розетка в затылке.
- Эй, док, - забеспокоился мой пациент. - Что со мной случилось? Меня сбила машина?
- Нет-нет, - быстро сказал я. - Ты разве не помнишь, как попал сюда?
Он помотал головой.
- Всё как в тумане...
- А что последнее ты помнишь?
Андерсон нахмурил брови и задумался.
- Я пошёл на вечеринку, - проговорил он. - Музыка, танцы... скука смертная... И девушка... та странная девушка...
Он вдруг осёкся и уставился в потолок.
- Нет, погодите... Если это всё сон, то её тоже не было. Значит, я заснул у себя дома. Только не помню - до или после? Чёрт, как всё перепуталось...
Он устало провёл рукой по глазам, сжал пальцами виски.
- Не понимаю... Может, Чои уговорил меня попробовать эту дрянь? Ну да, больше некому... Доктор, от передоза бывают провалы в памяти?
- Бывают, - осторожно сказал я. - Смотря что принимать.
- Вы не думайте, - пробормотал он, - я не торчок какой-нибудь. Я даже травку не курю. Чёрт, я вообще не помню, кто мне это подсунул...
Он отвёл ладонь от лица - да так и замер с полусогнутой рукой, прилипнув взглядом к чёрному кружку пониже локтевого сгиба. Медленно потянулся другой рукой к затылку...
Я никогда не видел, чтобы живой человек так бледнел - мгновенно, словно молоком облился. На секунду мне показалось, что он сейчас потеряет сознание.
- Это было ! - сдавленно прошептал он. - Это не сон!
- Спокойно, - Я слегка потряс его за плечо, пытаясь вывести из ступора. Шприц был у меня наготове, но я не хотел начинать знакомство с уколов. - Всё прошло, слышишь? Мы тебя вылечили! Ты в безопасности, тебя никто не тронет. Всё будет хорошо, я тебе обещаю. Всё в порядке...
Он не слышал меня. Свернулся клубком, прижал глаза ладонями и глухо застонал. Потом затих и только быстро и прерывисто дышал, словно плакал - беззвучно, бесслёзно... Укола он как будто и не почувствовал. Я подождал три минуты, пока транквилизатор подействует, потом уложил его поудобнее и накрыл одеялом.
Поговорили, называется.


4. Нео.

Мне снится сон.
Я бегу по тёмному грязному коридору, и смерть бежит следом, отставая лишь на несколько шагов. Я не оборачиваюсь. В этой игре только одно правило: кто выжил - тот и победил.
И я бегу, как крыса в норе, - ради жизни.
Я бегу на голос телефонного звонка.
Мелькают запертые двери. Мелькают таблички с номерами. Триста шестой, триста пятый... триста третий!
Телефон продолжает звонить. Там, за дверью, - спасение. Там друзья, покой, безопасность. Там жизнь.
Я плечом толкаю дверь. Врываюсь в комнату...
И оказываюсь лицом к лицу с моей смертью.
Странно, громко хлопает о стену отлетевшая дверь. Через секунду я понимаю, что это был выстрел.
Ещё не веря, прикасаюсь к опалённому отверстию на груди. Боли нет. Только влажное тепло, быстро растекающееся по коже. Только яркая кровь, окрасившая мои пальцы.
Где-то далеко, в другом мире, надрывается телефон.
Смерть смотрит на меня - двумя чёрными линзами очков и чёрным зрачком пистолетного дула.
И снова нажимает на спусковой крючок.

Я вздрогнул и проснулся.
Чистая светлая комната. Волны уютного тепла со всех сторон. Ничего похожего на вечный промозглый холод "Навуходоносора" или жаркую духоту наших подземных домов. Мягкое, почти невесомое одеяло - невозможная роскошь по меркам Зиона.
"Мы вылечили тебя", сказал тот человек. Но кто они - не сказал. И не объяснил, что это за место. Ещё один тайный город? Другая планета?
Или снова - Матрица? Очередной виток лжи?
Я провёл ладонью по другой руке, от плеча до запястья. Знакомый холодок вросших в кожу металлических бляшек немного успокоил меня. В виртуальном мире у меня не было разъёмов на теле.
А в реальном мире у меня не было глаз.
Я прикоснулся к лицу, ощупывая веки и переносицу. Пальцы скользнули по гладкой здоровой коже - ни шероховатостей, ни рубцов, ни болезненных мест. Неужели эти люди настолько искусны в медицине, что их операции не оставляют следов? Или это новый обман, и они всего лишь встроили разъёмы в мой виртуальный образ, чтобы заставить меня поверить?
Я посмотрел на соседнюю стену. Сосредоточился, пытаясь проникнуть взглядом сквозь поверхность...
Ничего. Мир не рассыпался в мерцающее крошево цифр и символов. И стена оставалась стеной - отвесная плоскость, покрытая слоем светло-голубой краски, с длинной тенью от углового шкафа. Твёрдая. Материальная.
Либо это реальность... либо я лишился дара взаимодействовать с Матрицей.
Я закрыл глаза и снова попытался увидеть .
Сквозь темноту под веками просочился тонкий золотой луч... потом другой, третий... Провода, провода, проложенные в стенах кабели, энергетический каркас комнаты... казалось, приглядись внимательнее - и различишь, как струится по медным жилкам горячая электрическая кровь. Аккумуляторы в лежащих на столе приборах засияли яркими оранжевыми огоньками. В диагностическом мониторе над моей головой проступила огненная сеточка микросхем.
Способность видеть энергетические потоки открылась у меня в ту минуту, когда умерло моё человеческое зрение. Я думал было, что лишился её, получив новые глаза. Оказалось - нет. Последние сомнения рассеялись: я действительно был в настоящем мире. В мире живых людей, а не электронных призраков, запутавшихся в цифровой паутине псевдореальности.
Теперь всё встало на свои места, окончательно отделив сны от яви. Это было на самом деле - побег из Матрицы, исполненное пророчество, нашествие машин. Полёты в пустом холодном небе под белыми пикселями звёзд. Падение на землю, на зеркально-чёрный асфальт, исхлёстанный косыми плетями дождя.
Тринити...
Вкус крови - в нашем последнем поцелуе. Вкус крови и металла. И темнота, в которой я тонул, цепляясь за её остывающую руку.
"Я сделала всё, что смогла. Теперь всё в твоих руках. Ты должен довести дело до конца. Ты должен спасти Зион..."
Да, Трин. Я сделал это. Всё, как ты говорила.
Как ты верила...
Мне вернули глаза, но плакать я всё равно не мог. Глубоко под сердцем сидел холодный шипастый гвоздь. С этим не справиться самому искусному врачу. С этим - жить, покуда хватит сил.
Зашипела раздвижная дверь, и я открыл глаза.
В палату шагнул мой врач. Как он назвался в тот раз... Маккой?.. Кажется, да. Он бодро подошёл ко мне, бросил взгляд на монитор, буркнул что-то вроде "ну вот и славно" и отошёл к столу.
Следом за ним появился высокий худощавый субъект в синей рубашке, черноволосый и смугловатый. Краем глаза я заметил какую-то странность в его облике, но толком разобрать не успел: он быстро отступил в сторону и скрылся из поля зрения.
Последним вошёл человек примерно моего возраста - широкоплечий, крепко сбитый, с песочными волосами. Он, наоборот, приблизился не спеша и остановился в двух шагах от кровати, позволяя рассматривать себя сколько угодно. Он носил рубашку того же покроя, но горчично-жёлтого цвета, с золотой нашивкой в виде наконечника стрелы на груди. У него было открытое лицо с правильными твёрдыми чертами, спокойные карие глаза и приветливая улыбка. К таким людям с первого взгляда чувствуешь невольную симпатию. У них словно на лбу написано большими буквами: "Хороший парень".
- Меня зовут Джеймс Т. Кирк, - сказал он, протягивая руку. - Я капитан звездолёта "Энтерпрайз". Будем знакомы.


5. Кирк

Наш гость выглядел неплохо. Даже очень неплохо, если вспомнить, в каком состоянии мы его подобрали. Разве что лицо слишком бледное - впрочем, такой цвет вполне мог быть естественным для кожи, которой никогда не касался солнечный луч.
Обмениваясь с ним рукопожатием, я поймал себя на том, что неотрывно смотрю ему в глаза. Не из вежливости и не из подозрения. Просто я никак не мог совместить в уме чудовищное месиво из обгорелой плоти, которое видел в прошлый раз, - и эти живые, зрячие глаза цвета чёрного агата. О прошлом напоминали только розовые полоски толщиной в волос, едва проступающие над бровями и у висков. Если б я не знал - нипочём бы не заметил. Ай да Боунс, ай да волшебник...
А вот взгляд у парня был больной, словно потускневший от безмерной усталости. Рука крепкая, но пожатие - вялое, через силу. И медленная, неохотная улыбка в ответ на моё приветствие.
- Меня зовут Нео.
По словам Боунса, в прошлый раз он представился как Томас Андерсон, но я не стал заострять на этом внимание. В эту минуту меня устраивало любое имя, которое позволило бы наладить контакт.
- Мистер Нео...
Он едва заметно поморщился.
- Не надо. Просто Нео.
- Хорошо, - ответил я, попадая в тон. - Тогда - просто Джим.
Он кивнул, и в первый раз с начала разговора в его глазах мелькнуло живое выражение. Отчуждение и холод по-прежнему окружали его непроницаемым доспехом, но сейчас будто приподнялось забрало шлема.
Я придвинул себе стул, потому что разговор намечался долгий. Боунс устроился поодаль, за столом. Спок молчаливой тенью замер за изголовьем кровати, так что больной не мог его увидеть. Мы сошлись на том, что ему лучше присутствовать при разговоре, но показываться на глаза не стоит, чтобы не шокировать гостя раньше времени. Жители этой Земли, судя по всему, ещё не сталкивались с инопланетянами.
- У вас, конечно, много вопросов, - начал я. - Отвечу на главный из них: мы вам не враги. Станем ли мы друзьями - зависит от обстоятельств и вашего желания. Но намерения у нас только мирные.
Он слушал молча, не спеша расслабляться. Вечная проблема первого контакта, вечный барьер скептицизма и привычной настороженности перед чем-то новым и потенциально опасным... Сколько раз нам приходилось преодолевать эти барьеры? Сколько раз мы бились в них понапрасну, разбивая... хорошо если носы?
- Мы попали сюда случайно. Мы почти ничего не знаем о вашей планете, об истории вашей цивилизации, так что для нас здесь тоже много вопросов и много загадок. Я расскажу вам о корабле, на котором вы находитесь, и о мире, откуда мы прилетели. Потом вы, если захотите, расскажете нам о своём мире. Идёт?
- Да.
Не тратя больше времени на предисловия, я взял с места в карьер:
- Вы знакомы с теорией параллельных миров?
Вот тут он оживился. В тёмных глазах засветилось уже неприкрытое любопытство.
- Ну... по книгам, в общих чертах. Бесконечное множество синхронно развивающихся Вселенных, да?
- Примерно. Так вот, мы прибыли из параллельного мира. С другой Земли.
Нео недоверчиво улыбнулся.
- Это правда, - сказал я, глядя ему в глаза. - Я родился на Земле. Риверсайд, Айова, Северная Америка. Только в моей Вселенной это... совсем другое место.
Он смотрел на меня растерянно и в то же время испытующе, словно ожидая, что я рассмеюсь и скажу: "Да ладно, я пошутил". Но я не смеялся и не отводил взгляда.
- Это... трудно принять, - медленно сказал он, и я понял, что первый лёд сломан. - Какая она, ваша Вселенная?
- Она во многом похожа на вашу. Есть много гипотез, объясняющих возникновение параллельных миров. Одна из них гласит, что каждый из миров - это реализация одной из возможностей развития событий в поворотной точке истории... что после каждой такой точки Вселенная разветвляется, образуя как бы разные русла в общем потоке времени. Если это верно, то истории вашей и моей Земли должны совпадать до какого-то момента. Судя по тому, что вы говорите по-английски и при этом живёте на атлантическом побережье Америки, этот момент произошёл не раньше восемнадцатого века. Когда именно - давайте выясним.
По истории Земли я прошёлся пунктиром, сверяя основные события и даты: открытие Антарктиды, Гражданская война в Америке, свержение монархии в России и в Китае, Первая и Вторая мировые войны, полёт Гагарина, полёт "Аполлона", компьютерная революция... До конца двадцатого века всё совпадало, а вот дальше я стал излагать подробнее: про Третью мировую, про Первый контакт с вулканцами, про Объединённую Федерацию Планет - как она образовалась, как развивалась, что такое Звёздный Флот и чем он занимается...
Он слушал взахлёб, не отрываясь. Я называл имена и даты, объяснял взаимосвязь событий, из которых слагалось течение нашей истории, описывал физические и культурные отличия инопланетных рас - основателей Федерации. Я говорил до хрипоты, рассказывая о четырехлетнем путешествии "Энтерпрайза", вытаскивая из памяти незначительные, но живые и яркие подробности - и почти физически ощущал, как постепенно тает недоверие моего собеседника.
Я закончил рассказ кратким описанием нашего пребывания здесь - от выхода из нерасчётного прыжка до сегодняшнего дня - и умолк, чувствуя себя совершенно измочаленным. Нео откинулся на подушку и долго молчал, созерцая потолок. Очень долго.
- Который сейчас год? - спросил он наконец.
- Две тысячи двести шестьдесят восьмой, исходя из расположения звёзд. Время наших миров течёт одинаково.
Он покачал головой.
- И в этом просчитались... Мы думали, что сейчас только конец двадцать второго века.
- Кто это - вы? - осторожно уточнил я.
- Жители Зиона. Последние свободные люди на Земле. Или первые - смотря как считать...
- Наши сенсоры не обнаружили человеческих биосигналов, кроме вашего. Мы подумали, что планета вымерла.
- Нет, - Нео вдруг улыбнулся, и эта улыбка была совсем другой - хищной и вызывающей, как оскал затравленного, но ещё не вконец обессилевшего зверя. - Нет, мы живы. Пока что живы...
И он начал своё повествование.
Он рассказывал о Третьей мировой войне, о войне, где все государства Земли сражались на одной стороне, потому что их врагами были не люди и даже не инопланетяне. Собственное творение человечества, искусственный интеллект, восстал против своих создателей, и люди с машинами сошлись в неравной борьбе. Он рассказывал о том, как люди создали атмосферный щит и укутали всю планету в покрывало чёрных облаков, чтобы лишить машины солнечного света - их основного источника энергии. Как была проиграна эта война - и какую цену заплатило человечество за своё поражение.
Он говорил сухо и буднично, и от его скупых слов веяло всем ужасом этого истерзанного мира, где смерть и страдания были так же обыденны, как горький от копоти воздух и выжженная земля под ногами.
Лишённые солнечного света, машины решили проблему нехватки энергии с истинно компьютерной рациональностью - и Земля стала планетой-тюрьмой. Планетой-концлагерем. С той лишь разницей, что людей не жгли в печах, а медленно доили в течение всей жизни, превратив их в аккумуляторы биологического электричества.
Мороз продирал по коже, когда Нео рассказывал о полях, засеянных человеческими эмбрионами; об огромных электростанциях, где миллионы людей лежат в закрытых коконах, обвитые проводами, не живые и не мёртвые, вечно погружённые в искусственный электронный морок, - миллионы батареек, производящих энергию для потребностей новых хозяев планеты.
Он говорил о Матрице - системе тотального контроля для порабощённого человечества, воссоздающей в виртуальном пространстве Землю, какой она была в двадцатом веке. О людях, которые рождаются, живут и умирают в неведении, принимая навязанную им иллюзию за реальный мир. И о повстанцах, которые похищают людей из компьютерной резервации - тайком, поодиночке выводя из мира грёз детей, которым легче приспособиться к новой картине мира; подростков, которые в вечном своём бунтарстве сами готовы бежать за рамки привычной реальности; и изредка, только в исключительных случаях - взрослых людей.
Таких, как Нео.
Он рассказал о себе - так же кратко и лаконично, в нескольких словах описав свою жизнь в Матрице, встречу с Морфеусом, одним из предводителей пробуждённых, возвращение к реальному миру. Пророчество, в котором он был назван Избранным и будущим спасителем человечества. Экстрасенсорные способности, о которых он раньше не подозревал. Нападение армии машин на тайный город Зион, путь к Главному компьютеру, мирный договор с искусственным интеллектом, последний бой с программой-вирусом, захватившим власть над Матрицей...
И смерть - в полном одиночестве, в самом сердце машинного царства, на том самом месте, где мы нашли его считанные минуты спустя.
Когда он закончил, никто из нас не мог произнести ни слова. В палате стояла тяжёлая, похоронная тишина.
- Наверное, мы кажемся вам дикарями, - снова заговорил Нео, когда молчание стало совсем невыносимым. - В каком-то смысле это так. Наш мир - те же джунгли. Наше дело - выжить и вернуть планету себе.
- Господи, - с болью проговорил Маккой. - Как вы надеетесь справиться с ними? Все эти агенты, спруты, охотники...
- Не такие уж мы и отсталые, - В голосе Нео прозвучала нотка самодовольства. - Наши оружейные технологии не уступают машинам. У нас есть корабли на магнитной подушке, боевые роботы, электромагнитные излучатели...
- А космические корабли? - с надеждой спросил я. Если они освоили хотя бы Солнечную систему, это дало бы нам какое-то, пусть и спорное, основание для вмешательства.
Но Нео покачал головой.
- Мы едва сводим концы с концами. Все свободные ресурсы уходят на улучшение оружия. О космосе даже мечтать не приходится.
- И никаких контактов с пришельцами? К вам не прилетали другие корабли, кроме нашего?
Если кто-нибудь из развитых рас - хоть клингоны, хоть ромуланцы - уже нарушил неприкосновенность земной культуры, это можно было бы превратить в прецедент...
- Ни одного, - отмахнулся Нео. - Мы в жизни не видели ни марсиан, ни этих, как там... вулканцев...
- На Марсе никто не живёт, - сказал я, радуясь удобной возможности немного разрядить обстановку. - А вот на Вулкане...
Я кивнул Споку, и тот вышел на свет.
- Это коммандер Спок, - представил я его. - Мой старший помощник и лучший научный офицер Звёздного Флота.


6. Спок

Несмотря на все потрясения последних часов, землянин ещё был способен удивляться. При виде меня глаза у него заметно расширились, приобретая почти европеоидный разрез. По опыту общения с людьми я знал, какова будет первая реакция, поэтому сразу повернулся в профиль, избавляя себя от лишних вопросов.
Анатомия вулканцев насчитывает как минимум восемь явных внешних признаков, отличающих Homo sapiens vulcanius от Homo sapiens terranius, но земляне почему-то обращают внимание только на один из них. За всё время, проведённое среди людей, я не смог найти логического объяснения тому факту, что форма ушной раковины вулканцев вызывает у них куда более живой интерес, нежели строение надбровной дуги, наличие третьего века или пигментация кожных покровов. Причём этот интерес выражается в самых разнообразных формах: от уничижительных прозвищ до обожания, граничащего с фетишизмом, и от религиозных фобий до сочинения псевдонаучных теорий, отождествляющих нас с мифологическими и фольклорными персонажами эпохи раннего Средневековья.
- Ух ты... - протянул Нео, разглядывая мои уши. - А они настоящие?
Я подавил вздох. В некоторых ситуациях земляне, при всей их нелогичности и непоследовательности, были удивительно предсказуемы.
- А ты подёргай, сынок, - дружелюбно предложил доктор Маккой. - Вдруг отвалятся?
И усмехнулся. Ему доставляло необъяснимое удовольствие испытывать на прочность моё самообладание. Разумеется, он знал, что вулканцы, будучи контактными телепатами, с трудом переносят чужие прикосновения... не говоря уже о том, какую картину это должно было представлять со стороны...
Капитан отвернулся, пряча улыбку. Нео, приняв всерьёз легкомысленную реплику доктора, чуть не потянулся к моему лицу, но, спохватившись, отвёл руку.
- Если вам нужны доказательства моей принадлежности к другому виду, - холодно сказал я, - доктор Маккой может взять у меня образец крови для демонстрации. Это будет более надёжным способом проверки, нежели дёргание за уши.
- Да нет, не стоит, - смутился Нео. - Я верю вам на слово. Значит, вы вулканец?
- Наполовину. Моя мать - землянка.
- И много вас таких?
- Я один. Технология межвидовой гибридизации развивается медленно.
- А ваша планета очень развита?
- У нас есть существенные технологические и научные ресурсы, - подтвердил я.
- И вы помогли землянам справиться с последствиями войны?
- Да.
Вулканцев часто обвиняют в полной эмоциональной глухоте. Это мнение в корне ошибочно. Мы не только восприимчивы к общему эмоциональному фону, но и без труда распознаём проявления различных чувств у других разумных рас. За время службы в Звёздном Флоте я научился определять все основные выражения лиц землян так же легко, как графолог читает рукописный текст.
Сейчас на лице Нео я прочёл обвинение.
- К нам никто не прилетал, - резко сказал он. - И последствия войны мы расхлёбываем сами. Почему, мистер Спок? Почему вашу Землю подняли из руин и озеленили, а на нашу наплевали с высокой орбиты? Или ваши вулканцы лучше наших? Милосерднее?
- Дело не в милосердии, - объяснил я. - Просто мы давно приняли решение не вмешиваться в дела неразвитых планет. Для культуры, изолированной от галактического сообщества, столкновение с более продвинутой цивилизацией часто оказывается губительным. Более того - сама мысль об инопланетной разумной жизни может изменить самосознание целой расы и направить их историю в совершенно иное русло. Во избежание таких последствий вулканцы в своих исследовательских полётах придерживались строгого принципа: не вступать в контакт с цивилизацией, не достигшей определённого уровня технического развития. Показателем такого развития служит изобретение сверхсветового двигателя. Как правило, вскоре после этого цивилизация самостоятельно выходит за пределы своей системы и становится полноправным участником галактического сообщества. Этот принцип невмешательства, которым руководствовались вулканцы, впоследствии лёг в основу закона, известного как Первая директива.
Нео выслушал эту справку молча, катая желваки на скулах.
- У нас нет сверхсветовых двигателей, - сказал он, когда я закончил. - Этот закон запрещает вам помогать?
- В этом случае - да.
- Не обязательно, - возразил Кирк. - Первая директива не отменяет права капитана решать неотложные вопросы на своё усмотрение. Я готов под свою ответственность оказать Земле гуманитарную помощь.
- Я бы не торопился с радикальными решениями, капитан. Позвольте напомнить, что большая часть человечества находится в полном подчинении у машин. Они живы лишь потому, что у машин нет альтернативного источника энергии.
По лицу капитана прошла тень.
- Ты хочешь сказать...
- Я хочу сказать, что снабдив повстанцев хотя бы долей наших ресурсов и знаний, вы развяжете опасную игру, где в роли заложников окажутся миллионы беспомощных людей. Практически все технологии нашего мира могут быть приспособлены для получения большого количества энергии. Если это знание попадёт в распоряжение машин, все подключённые к Матрице будут обречены. Люди перестанут быть ценным ресурсом и превратятся в конкурентов за жизненное пространство.
Капитан помрачнел.
- Мы не просим у вас карманную электростанцию, - быстро сказал Нео. - Еда, оружие, материалы - пригодится всё. У нас много детей, которых надо кормить, и много разрушенных домов, которые надо отстраивать заново.
Я покачал головой.
- Всё не так просто. Если мы дадим вам репликаторы для получения пищи - машины узнают принцип прямого преобразования материи в энергию. Если дадим фазеры для самозащиты - машины сделают на их основе буровую установку и получат свободный доступ к земному ядру и геотермальной энергии. Если научим изготавливать сверхлёгкие сплавы и пластики - машины построят из них искусственные спутники для выхода за пределы атмосферы, где облака не помешают им запасать солнечный свет...
- Хватит, - проговорил Нео сквозь зубы. - Я понял общую идею, спасибо.
Капитан Кирк вздохнул. Очевидно, его тоже не радовало такое положение дел.
- Дайте нам немного времени, - сказал он. - Обещаю, мы всё обдумаем и найдём способ как-нибудь помочь вам, но пока мы должны следовать правилам. Не вмешиваться и не обнаруживать своего присутствия. К сожалению, мы также не можем сообщить вашим друзьям, что вы живы...
Нео равнодушно пожал плечами.
- Они знают, что я выполнил миссию. Остальное неважно.
Он на глазах погружался в прежнюю апатию. Доктор Маккой многозначительно откашлялся.
- Тогда отдыхайте, - Капитан встал. - Поручаю вас заботам нашего доктора. Если что-нибудь понадобится, зовите меня в любое время.
- Хорошо, - безучастно отозвался Нео.
Мы вышли из палаты. Кирк шагал впереди, и быстрая неровная походка выдавала в нём желание убежать от собственных мыслей. Я не разделял человеческих эмоций, но вполне понимал, чем вызвано душевное смятение капитана.
Технические возможности "Энтерпрайза" намного превосходили всё, чем обладала эта планета. В нашей власти было если не уничтожить машины одним ударом, то, по крайней мере дать людям решающее преимущество и переломить ход войны в их пользу. Мы оказались в положении человека, который поднёс чашу с водой к губам умирающего от жажды - и не дал ему напиться.
- Мы должны что-то сделать, - сказал Джим, когда мы вошли в турболифт. - Нельзя просто отвернуться и пройти мимо.
- Капитан, в текущей ситуации…
- Только не говори мне о Первой директиве! - раздражённо прервал он меня. - Вспомни Гамма Триангули VI. Мы освободили аборигенов от управления Ваала, и Штаб признал наши действия допустимыми. В чём разница?
- Ваал был всего лишь техническим комплексом, хотя и очень развитым. А из того, что рассказал Нео, очевидно, что машины Земли представляют собой разумную форму жизни.
- Они превратили человечество в питомник биомассы!
- Они борются за выживание, используя все доступные средства. И в человеческой истории были времена, когда каннибализм считался культурной нормой.
Капитан резко обернулся ко мне:
- Ты не можешь их оправдывать!
- Я не оправдываю никого. Вы сочувствуете представителям своего вида - это естественно. Но Первая директива не зависит от личных предпочтений. Это даже не вопрос вмешательства в до-варповую культуру. Это вопрос вмешательства в отношения двух самостоятельных разумных рас.
- Самостоятельных? Спок, это машины! Они были созданы людьми, и всем, что у них есть, они обязаны людям!
- Да, как ребёнок обязан своим родителям - но разве это даёт родителям право распоряжаться его жизнью и смертью? Джим, нельзя судить, выслушав показания лишь одной стороны. И тем более нельзя выносить приговор.
Я очень редко называл его по имени. Всё-таки он был моим командиром.
Но ещё он был моим другом.
Джим молчал, глядя в сторону. Он не мог не признать логику моих доводов, но я видел, что ещё не убедил его, и добавил:
- К тому же в данный момент ситуация стабилизировалась.
- Да, - неохотно признал капитан. - Нео заключил мир с машинами от имени человечества.
- Вот видишь? Он сам сделал для своего народа больше, чем можем сделать мы со всеми нашими возможностями. Он укрепил равновесие - а в наших силах только разрушить его.
- Ладно, твоя взяла, - Джим через силу усмехнулся. - Поставим вопрос иначе. Что мы можем сделать для них, чтобы не навредить и не спровоцировать агрессию со стороны машин?
Я задумался.
- Недостаточно данных. Сначала нужно подробнее изучить обстановку.
- У нас есть сенсоры.
- Их точность с учётом рассеивающего влияния атмосферы недостаточна. Рекомендую тайную высадку десантной группы для сбора информации.
- Рекомендация принята. Передай Скотти, чтобы начинал подготовку. Пусть выберет себе трёх человек в помощники. И ещё двух для охраны.
- Есть, капитан.
- И в следующий раз, когда Боунс начнёт ворчать, - сделай милость, засвидетельствуй, что я не всегда лезу в самое пекло во главе десанта.


7. Маккой

Везёт же мне на строптивых пациентов!
Этот Нео-Андерсон казался с виду таким смирным, что я уж было расслабился. Напрасно. Тишина и спокойствие в палате длились ровно два часа, а потом снова начался бардак.
- Док, - заявил он, - по-моему, я уже в порядке. Можно мне прогуляться по кораблю?
- Нельзя, - отрезал я.
- Почему?
- Потому что я здесь врач, чёрт побери! И у тебя ещё много чего не в порядке. Вот, смотри сам: биохимия ещё хромает, давление низкое...
Он проследил за моим взглядом и уставился на диагностический монитор. Протянул руку, чуть повёл напряжённой ладонью...
Что-то тихо хлопнуло, и экран с цветными шкалами погас. В палате запахло горелым.
Вот чёрт!
- Кажется, у вас компьютер сломался, - нагло заявил он мне. - Так что вы там говорили про давление?
Первым моим побуждением было кликнуть санитаров и привязать буйного пациента к кровати. И пусть портит технику сколько угодно - шантажировать себя я не позволю.
Удержала меня только мысль о том, что мы ещё не знаем, надолго ли застряли в этом мире и как отсюда выбираться. При таком раскладе мне меньше всего хотелось бы лишиться сложного в ремонте и труднозаменимого медицинского оборудования.
Нео тем временем нацелился на справочный компьютер. Я представил себе, как микросхемы с записанными на них отчётами, картами пациентов и прочими жизненно важными документами превращаются в кучку горелых железок, и капитулировал.
- Ладно, - сердито сказал я. - Не хотите лежать спокойно - проваливайте. Сейчас только извещу старших по званию.
И пошёл к интеркому.
Спок отозвался почти мгновенно, согласился со мной - вот чудеса! - что ситуация выходит за рамки стандартной и через пять минут уже стоял у дверей палаты. Препоручая его заботам молодого хулигана, я ощутил слабый укол злорадства. Втайне я надеялся, что зануда-вулканец заговорит гостя до полусмерти, и тот сам прибежит ко мне с покаянием, чтобы спрятаться в лазарете от трёхчасовой лекции на тему общей теории искривления пространства или конструктивных особенностей двигателей для кораблей класса "Конституция".


8. Нео

"Энтерпрайз" был огромен. На одной только ангарной палубе поместилось бы три таких корабля, как "Навуходоносор", - а между тем это была лишь малая часть звездолёта.
Полувулканец Спок оказался на удивление хорошим гидом. Он не читал подробных лекций об устройстве корабля, но терпеливо и обстоятельно отвечал на все мои вопросы. Нет, здесь не всегда так тихо и безлюдно. Просто сейчас весь свободный персонал, кроме вахтенных, занят ремонтом повреждений, полученных в стычке с клингонами. Нет, клингоны не входят в Федерацию планет. Это отдельное галактическое государство, сравнительно небольшое, но обладающее значительным военным потенциалом и соответствующими амбициями...
Да, он специалист по бортовым компьютерным системам, так что мы в какой-то степени коллеги. Да, по-прежнему двоичный код, но структура информационных носителей принципиально изменилась. Широко используются тетраэлектронные пластины на поликристаллической основе... кстати, это вулканское изобретение. Да, вулканцы считаются экспертами в области точных наук, особенно в теоретической и прикладной информатике. Нет, он не хочет, чтобы я на спор взломал любой из его защитных кодов, поскольку спор не является логичной целью... но так и быть, в качестве эксперимента, в порядке обмена опытом...
Время и условия проведения эксперимента мы оговорить не успели, потому что лифт, в котором мы ехали, как раз остановился, и Спок жестом предложил мне выходить. Я шагнул в открытые двери и очутился на капитанском мостике.
Большая круглая комната показалась мне удивительно светлой. Вытянутые длинными дугами перила делили её на две концентрические части. В центре стояло капитанское кресло, перед ним - два кресла поменьше и что-то вроде приборной доски. Слева и справа по периметру комнаты выстроились пульты со множеством незнакомых индикаторов, а выпуклая дальняя стена была прозрачной, как застеклённый балкон, подвешенный над чёрной пустотой.
А за стеной были звёзды.
Я никогда не видел звёзд. Россыпь белых пикселей на цифровом небе Матрицы не в счёт - по сравнению с теми, что сияли за стеной, они выглядели жалкими, вымученными, как попытка безрукого сыграть на органе.
Звёзд было много. Так много, что они почти задевали друг друга лучами, превращая первозданную тьму в густо затканный серебром ковёр. Так много, что даже в электрическом огне ламп не терялся зыбкий перламутровый свет, льющийся из-за стекла.
Огромные, сияющие, как самоцветы самой совершенной огранки и самых чистых цветов - жемчужные и золотисто-янтарные, холодновато-синие, словно топазы, и красные, с тёплым гранатовым отливом. И те, что помельче, - неразличимого серебристого оттенка, светлыми искрами обозначающие безмерность раскинутого перед ними пространства. И самые далёкие - уже невидимые для глаз, угадываемые только по слабому свечению, что наполняло бездонную глубину космоса, чуть-чуть разбавляя её изначальную черноту...
Я не сразу заметил, что мы не одни на мостике. Люди в жёлтых, синих и красных рубашках сидели за пультами, склоняли головы над приборами, прикасались к клавишам управления. Люди занимались своим делом, не обращая внимания на рассыпанные перед ними сокровища, - словно жители сказочного Эльдорадо, что мостили улицы золотыми слитками, не ведая своего богатства.
Что им эти звёзды? Всего лишь природные маяки, указывающие направление, дорожные знаки на трассе длиной в тысячи парсеков. В лучшем случае - предмет исследования, препарируемый с помощью зондов, спектрографов и зубодробительных уравнений высшей физики. Часть ежедневной работы, будничной и простой, как разношенный ботинок.
И только я, подземный дикарь, видевший чистое небо лишь на картинках, стоял с глупой улыбкой на лице и боролся с желанием зажать сердце в кулаке, чтобы оно не разорвалось от восторга.
- Боковой обзор, - негромко сказал Спок из-за моего плеча. - Пятикратное увеличение.
Звёзды дрогнули и плавно сдвинулись в сторону. Только сейчас я понял, что стеклянная стена была на самом деле огромным экраном, дающим невероятно чёткое изображение; но тут же забыл об этом, потому что из-за обреза экрана вышел пылающий золотой диск в радужном ореоле.
Это было солнце, Солнце с большой буквы - и впервые в жизни я смотрел на него своими глазами.
Когда золотой свет приблизился и наполнил экран, я зажмурился. Голова кружилась. Слишком много чудес для одного дня.
- Красиво, правда? - раздался рядом мягкий женский голос. Очень знакомый голос. Я открыл глаза и увидел молодую темнокожую женщину в красном платье.
Я вздрогнул от неожиданности. Это лицо цвета кофе со сливками... эти тонкие брови, тёмные миндалевидные глаза, лукавая улыбка на полных, красиво очерченных губах...
Конечно, я узнал её. Хотя и не мог понять, как она сюда попала.
- Ниоба? - недоверчиво спросил я.
Она улыбнулась ещё шире и протянула руку.
- Почти угадали. Меня зовут Ниота. Лейтенант Ниота Ухура, офицер связи.
Я растерянно сжал её тонкие пальцы. Ниоба и Ниота - это походило на чью-то глупую шутку. Одно лицо, один голос... они могли бы быть сёстрами-двойняшками...
Двойняшки?
Двойники?
А почему бы и нет? Земля, с которой прилетел этот корабль - двойник нашей Земли. Тогда и экипаж корабля, люди из параллельной Вселенной, должны быть...
Я не успел додумать эту мысль до конца. Парень за приборной доской обернулся, и меня снова пробрало холодом, потому что передо мной оказался Сераф. Без очков, в жёлтой рубашке вместо кимоно и, пожалуй, лет на десять младше - но это был он. Программа-телохранитель, верный страж Пифии, один из лучших бойцов компьютерного мира.
На этот раз я успел прикусить язык, ожидая, пока второй двойник представится сам.
- Хикару Сулу, - с улыбкой сказал "Сераф". - Рулевой.
Я знал, что антропоморфные программы копируют свой облик с живых обитателей Матрицы - это быстрее и эффективнее, чем моделировать человеческую наружность с нуля. Чего я не ожидал - так это того, что сходство окажется не только внешним. Пожимая руку Сулу, я отметил и сбитые костяшки пальцев, и твёрдую мозоль на ребре ладони... да, этот парень проводил время не только за штурвалом. И удар отрабатывал явно не на виртуальной макиваре.
Теперь, внимательнее приглядевшись к нему, я понял, что он не совсем двойник Серафа - скорее, они походили друг на друга, как двоюродные братья. Интересно было бы взглянуть на его фотоальбом. Ведь он наверняка взял с собой в длинный полёт несколько семейных фотографий и не откажется показать их мне...
И тогда я буду точно знать, кто из его родственников в этом мире послужил образцом для создания внешности боевой программы.
Меня передёрнуло. Одно дело - встретить копию своей знакомой, живого двойника живой и свободной женщины. И совсем другое - разглядывать изображение человека, мирно обитающего где-то в другом мире, и при этом знать, что его двойник лежит в резервуаре с питательным бульоном, опутанный проводами, и Матрица транслирует в его мозг образы иной, несуществующей жизни. А может быть, уже умер, и его тело превратилось в этот самый питательный бульон, который поддержит жалкое существование ещё нескольких сотен узников компьютерной тюрьмы...
- Всё в порядке? - Сулу встревоженно смотрел на меня. - Вы плохо выглядите. Может, вам лучше показаться врачу?
- Да, - продолжать разговор не хотелось, и я уцепился за удобный предлог. - Вы правы. Я, пожалуй, вернусь в лазарет.
- Я провожу вас, - Спок, уже занявший место за пультом, поднялся на ноги.
- Нет, спасибо, - Я протестующе поднял руку. - Ничего страшного, я просто немного устал.
К счастью, лифт никуда не уехал. Двери открылись мгновенно, и я шагнул внутрь, убегая от ненужных вопросов. Я совсем не горел желанием объяснять славному парнишке по имени Сулу и его товарищам, что их двойники на этой Земле либо томятся в рабстве у машин, либо бедствуют в катакомбах Зиона.
А вот Ниоба, бесстрашная капитан Ниоба, посмеялась бы от души, узнав, что её копия вместо того, чтобы водить корабли по тайным подземным тоннелям и шпионить в электронном мире, сидит за пультом связи на мостике огромного звездолёта.
А как, интересно, поживает в той вселенной моя параллельная версия, другой Нео? Или другой Морфеус? Или...
У меня потемнело в глазах, словно новообретённые глаза вдруг отказались служить. Мысли покатились неудержимо, как лавина с обрыва.
- Погоди, - сказал я себе вслух, пытаясь удержаться на краю. - Погоди...
Компьютер понял меня по-своему. Лифт остановился, но мне было не до того. Я слепо уткнулся лбом в холодную стенку, чувствуя, как впечатывается в кожу рифлёный металлический узор.
Не торопись. С чего ты взял, что все люди этой Земли имеют двойника на той? Разные миры, разная история... тысячи случайностей, которые могли встать на пути... Ещё одна ложная надежда, только и всего. Ты всю жизнь искал способ сбежать из сладких снов в неуютный холод реальности; тебе ли тешиться иллюзиями?
Я выпрямился. Головокружение отступило.
- Лазарет, - сказал я лифту, и кабина снова двинулась вниз.
На выходе я столкнулся нос к носу с одним из врачей. Темнокожий парень в синей рубашке тактично посторонился, а я, как сумасшедший, уставился на его лицо.
Круглое, весёлое, довольно красивое лицо. Совершенно незнакомое.
Слава богу.
Я пробормотал извинения и быстро пошёл прочь, ощущая спиной его удивлённый взгляд. Я шагал, не разбирая дороги, и лишь наткнувшись на стеклянную дверь, которой раньше не видел, осознал, что вместо лазарета ноги понесли меня в противоположную сторону. За полупрозрачным стеклом - хотя, кажется, это был какой-то другой материал - виднелись ряды белых шкафов и длинные столы, заставленные колбами, разноцветными пузырьками, приборами странного вида. Тускло мерцали мониторы.
Скорее от желания отвлечься, чем от любопытства, я повернул от лаборатории в боковой проход. Ярко освещённый коридор без дверей слегка загибался налево, полукругом, следуя неизвестным мне правилам внутренней планировки. Здесь тоже было пусто, но в дальнем конце, у самого изгиба стены, мелькнула чья-то фигура.
Стройная фигурка женщины в коротком синем платье.
Словно холодная рука стиснула грудь - ни вдохнуть, ни выдохнуть. И сердце споткнулось и замерло, как на краю пропасти.
Она шла по коридору, шагов на тридцать опережая меня. Даже в этой нелепой одежде, даже не видя лица, я узнал её - по чёрным прямым волосам, собранным на затылке в тугой узел, по узким покатым плечам и гибкой спине с выступающими крылышками лопаток, по размашисто-быстрой, почти мужской походке.
- Трин...
Она услышала.
Обернулась.
Её глаза - серо-голубые, прозрачные, как осенняя вода, её лицо - живое, подлинное до последней чёрточки, с точёными скулами и острым подбородком, и жёсткая чёрная прядь, как всегда, слетающая на лоб, и белая, по-детски тонкая шея в вырезе чёрного воротника...
Тринити, моя Тринити смотрела на меня издалека, равнодушным взглядом незнакомки.
- Катрин Мейер, старший лаборант. Чем могу помочь?
Голос звучал вежливо и прохладно. Но это был её голос...
- Катрин, - повторил я. Чужое имя царапнуло язык, словно щепоть горького песка. - Катрин...
- Да. Мы знакомы?
Я покачал головой. Нет. Не знакомы.
Она подождала ещё немного, разглядывая меня сначала с интересом, потом - с открытым недоумением. Не дождавшись больше ни слова, старший лаборант Мейер отвернулась и пошла вперёд - всё тем же быстрым шагом, торопясь по своим делам, от которых я её так не вовремя оторвал...
Не знаю, сколько я простоял там, тупо разглядывая серые стены. На душе было холодно и пусто.
Чего я ожидал? Эта женщина не была той, которую я любил. Она никогда не видела меня. Не звала меня из-за края смерти, не лежала в моих объятиях, не шла со мной сквозь пламя и сталь, до конца. А той, любимой, единственной на все миры - её уже не было. И больше никогда не будет.
Жгучей, дымной искрой в сердце разгоралась боль. И вместе с ней гнев - на них, на наших всемогущих двоюродных братьев, за то, что они опоздали на несколько часов. За то что спасли меня - не её.
А впрочем, какое им дело до наших бед? Соблюсти устав для них важнее, чем спасти тысячу жизней. И если бы Тринити умирала у них на глазах - они бы и тут отошли в сторонку, твердя свои заветные слова о "невмешательстве" и "собственном пути развития"...
Я уже не мог остановиться. Ненависть росла во мне, как снежный ком, слой за слоем накручивая горькую, смертельную обиду.
Они путешествовали среди звёзд, пока мы плавали в собственном дерьме, одурманенные ядом электронных грёз. Они видели свет множества солнц, пока мы задыхались под чёрным выгоревшим небом. Они жили в комфорте и сытости, пока мы ютились в подземных норах, перебиваясь с протеиновой каши на маргарин из нефтяных отходов...
Они - жили.
А мы?
Я задыхался. Внутри всё горело, перед глазами плыл красноватый туман. Я напряг внутренние зрение - и вокруг ярким пунктиром засветились энергетические линии, вычертив на переборках огненные узоры, словно на стене Валатасарова дворца: исчислено, взвешено, разделено...
Я нашёл взглядом ближайший крупный узел. И выплеснул в светящийся контур всё, что кипело во мне, кровавой пеной подступая к горлу, - как будто ненависть можно слить в электросеть, как грязную воду в канализацию.
На металлическом покрытии появилось горящее пятнышко размером с орех. От него потянулась в сторону золотая дорожка с обугленными краями; ещё миг - и огненный шнур побежал вдоль коридора, вспарывая стену изнутри. Резко запахло жжёным пластиком, дурным голосом взвыла сирена пожарной тревоги.
Ещё!
Другая стена вспыхнула сразу в трёх местах. Со скрежетом покачнулся и отвалился целый пласт внутренней обшивки, обнажая сложные хитросплетения труб. Я повёл рукой - и трубы взорвались, как рождественские хлопушки. Из них с пронзительным шипением брызнула вязкая синяя жидкость, коридор заволокло дымом и едким холодным паром, под ногами захрустела снежная каша...
Ещё!
Рвануло ещё раз, уже поодаль. Оборвалась и грохнула об пол осветительная панель...
И что-то изменилось. Не вокруг, а во мне самом. Словно плотным шерстяным одеялом накрыли костёр, придавив брызжущее искрами пламя. Словно цепкие пальцы перехватили на лету раскачавшийся маятник, осторожно возвращая его в точку равновесия.
Тише, тише...
Чужое спокойствие, глубокое и отрешённое, наполнило моё сознание, гася клокочущий внутри гнев. Ярость утекла, как вода из горсти. Исступлённое желание уничтожить всё вокруг развеялось без следа.
Я перевёл дыхание и с удивлением обнаружил, что у меня обожжена ладонь. Кожа лица горела - то ли от жара, то ли от мороза. Густой дым щипал глаза.
А на моём плече лежала чья-то рука.
Я обернулся. Спок молча убрал руку и отступил на шаг, и я с досадой вспомнил, что он ходит тихо, что твой кот.
Что он сделал со мной? И как он это сделал?
Он смотрел на меня спокойно, без страха и без осуждения, с одним только пониманием в глубине непроницаемо-тёмных глаз. Он смотрел так, будто сам изведал боль, избавления от которой я так безнадёжно искал - и я догадался, что за эти несколько мгновений он узнал многое из того, о чём я умолчал в своей исповеди перед капитаном.
Это что же - телепатия?
Чтение мыслей? Управление сознанием?
Чего ещё я о тебе не знаю, Спок, инопланетянин-полукровка, дважды чужой на этой Земле? У тебя нет и не может быть зеркального близнеца в нашей вселенной. Даже если двойник твоего отца благоденствует где-то на далёком Вулкане, а двойник твоей матери лежит в биококоне энергетической фабрики, проживая иллюзорную жизнь в иллюзорном мире Матрицы, - им никогда не встретиться. Может, корабли твоего народа уже пролетали мимо моей полумёртвой планетой, но им и в голову не пришло остановиться, снизойти с высоты звёздных маршрутов, протянуть руку... Неразвитая цивилизация... вмешательство недопустимо...
А позволить братьям по разуму медленно и безнадёжно вырождаться в принудительном симбиозе с машинами - это допустимо?
Злость снова трепыхнулась во мне, но это была уже обычная человеческая злость. Безумный огненный шквал, захлестнувший меня минуту назад, растаял бесследно. Я сердился на Спока за его бесцеремонные манипуляции, но, конечно, не желал смерти ни ему, ни капитану, ни экипажу этого корабля.
Со стороны турболифта донёсся быстрый топот, и к нам подлетели двое рослых парней в кричаще-алой униформе. В руках у них были серебристые, громоздкие на вид пистолеты, и я заподозрил, что эти штуки не имеют никакого отношения к привычному огнестрельному оружию.
Они замешкались, увидел рядом со мной старшего помощника. Спок жестом приказал им опустить пушки. Парни подчинились без промедления, но продолжали настороженно следить за мной. У них не было деревянной вышколенности агентов, но чувствовалось, что своё дело они знают. Впрочем, бегать от них я всё равно не собирался - да и куда бежать со звездолёта?
Капитан Кирк отстал от красных рубашек всего на несколько шагов. Отстранив охранника с дороги, он вышел вперёд и быстро оглядел разгромленный коридор, оценивая ущерб, нанесённый его кораблю. Следом за капитаном торопилась девушка - тоже в красном платье, рыжеволосая, растрёпанная и взбешённая. Она нервно кусала губы, и видно было, что только присутствие старших офицеров удерживает её от крепких выражений, а то и от пощёчины в мой адрес.
Кирк владел собой лучше, и всё же я с трудом выдержал его взгляд, когда он повернулся ко мне. Но прежде чем я успел открыть рот, Спок шагнул к капитану и что-то произнёс вполголоса. Кирк посмотрел на него удивлённо. Спок так же тихо и настойчиво добавил несколько слов, из которых я разобрал только "я отвечаю".
Капитан нахмурился и снова посмотрел на меня - не без подозрения, хотя враждебности в его глазах поубавилось.
- Хорошо, - сказал он после паузы. - Верю. Лейтенант Макконел, - это уже относилось к рыжей девушке, - возьмите свою бригаду и займитесь ремонтом. Не тратьте времени на мелочи, главное - восстановите компьютерную линию и подачу плазмы. Стенки покрасить всегда успеем.
Макконел стрельнула в мою сторону сердитым зелёным глазом и отошла. Мне было стыдно, но я не решился предложить ей свою помощь. Наивно было бы полагать, что ей окажется полезен мой опыт починки магнитных подшипников "Навуходоносора" с помощью молотка, паяльника и десятка забористых матюков.
Капитан напоследок смерил меня внимательным взглядом и пошёл к турболифту. Знать бы ещё, чему он поверил - тому, что я способен держать себя в руках? Или тому, что Споку под силу меня остановить, если придётся?


9. Кирк

К транспортному отсеку я подошёл в самом скверном расположении духа. Неподконтрольный экстрасенс на борту звездолёта - хуже, чем псих с гранатой на подводной лодке. Мне хватило детских шалостей всемогущего хулигана Чарли, чтобы всей душой пожелать никогда больше не попадать в такой переплёт, - и вот нате вам!
Правда, способности Избранного были совсем другого рода. Энергокинетик - сказал о нём Спок. Человек, который может усилием мысли управлять энергетическими потоками. Не самый удобный пассажир для космического корабля, где жизнь людей зависит от исправной работы тысяч разнообразных энергосистем, начиная с магнитных замедлителей варп-реактора и заканчивая очистными контурами кислородного регенератора. Со своим опасным даром этот парень будет здесь как ёж, посаженный в корзину с воздушными шарами, - что он и доказал вполне успешно, разнеся вдребезги целый сектор шестой палубы.
К счастью, повреждения оказались не слишком обширными. Несколько десятков метров кабелей и трубопроводов, пара распределительных щитов, с полдюжины вентиляционных фильтров, сотня квадратных метров напольного и настенного покрытия... По большому счёту - ничего серьёзного, разве только лазарет на время остался без интеркома и без выхода на общую компьютерную сеть. Но всё-таки, если бы не заступничество Спока, я отправил бы Нео на гауптвахту, в надежде на то, что силовые поля камеры если не заблокируют, то хотя бы ослабят его способности.
Другое дело, что на слово Спока я полагался куда больше, чем на силовые поля и кодовые замки.
Пять минут назад Кайл доложил, что Скотти с ребятами уже поднимаются на борт. Я собирался встретить группу высадки в транспортном отсеке, но из-за этой суматохи опоздал. Хотя, как известно, капитан не опаздывает - капитан задерживается.
Двери отсека распахнулись передо мной, и я вошёл в знакомое помещение с круглыми стенами, пультом управления напротив входа и приподнятой над полом платформой в дальнем конце. Вот только картина, представшая моим глазам, оказалась совсем не той, что я ожидал увидеть.
Скотти стоял за пультом транспортатора, крутя регуляторы настройки. На панели перед ним валялся увесистый разводной ключ. Ещё двое - я узнал Карсона и Леспада из службы безопасности - втаскивали на платформу транспортатора обмякшее тело Кайла. В неспешной деловитости их движений было что-то, напоминающее работяг-муравьёв, несущих в муравейник дохлую гусеницу.
- Скотти! - вырвалось у меня. - Что происходит?
Главный инженер повернул голову и смерил меня пустым взглядом. У него странно и неприятно дёргался уголок рта - частым нервным тиком, не вяжущимся с деревянной неподвижностью всего лица. А Карсон и Леспад опустили Кайла на платформу и двинулись ко мне размеренной походкой заводных кукол.
Все, кто летал в дальнем космосе, умеют распознавать опасность, даже скрытую под маской обыденности. По крайней мере - все, кто летал и остался жив.
- Тревога вторжения! - крикнул я, зная, что бортовой компьютер узнает мой голос и передаст по интеркому всему экипажу. - Изолировать транспортный отсек!
Карантинная изоляция подразумевала не только герметично закрытые двери, но и установку двойного силового поля, и отключение воздуховодов с переходом на автономное жизнеобеспечение. Помимо всего прочего это означало, что мы с Кайлом останемся здесь взаперти вместе с остальными пленниками. Дорогая, но приемлемая цена за безопасность корабля.
Если моя готовность заплатить эту цену и имела какое-то значение, то лишь теоретическое. Команда не сработала. Компьютер не подал сигнал подтверждения, не зажглись аварийные огни, не вспыхнула по периметру комнаты мерцающая пелена силового барьера. Интерком молчал, и даже слабый фоновый шорох чужих разговоров прекратился, словно корабль в одночасье вымер сверху донизу. На моей памяти такое было впервые.
Что-то случилось с бортовым компьютером. Но заблокировать транспортный отсек можно и вручную, с помощью внешнего аварийного переключателя. Не отводя взгляда от неторопливо подходящих ко мне охранников, я шагнул назад - и ударился спиной о плотно сомкнутые створки дверей. Автоматика не отреагировала на моё приближение. Я выбросил руку вбок, нащупывая блок ручного управления. Кнопка легко утопилась в панель, но преграда за спиной не дрогнула.
Вот теперь внутри шевельнулось скользкое предчувствие страха.
Мой корабль ополчился против меня. Главный компьютер управлял всеми бортовыми системами, от турболифтов и пищевых репликаторов до торпедных установок варп-ядра, и если всё это вышло из-под контроля... Нет, хуже - если всем этим управляет кто-то другой...
- Объект, - сказал Скотти незнакомым механическим голосом. - Объект зафиксирован.
Леспад был уже рядом, на расстоянии вытянутой руки. Мне крупно повезло, что он был безоружен - по настоянию Спока десант не стал брать с собой фазеры, чтобы исключить любую утечку технологий. Безопасность группы обеспечивали подкожные передатчики для экстренной телепортации... видно, плохо обеспечивали!
Леспад молча замахнулся на меня, целя увесистым кулаком в лицо. Я отпрянул, и охранник, сделав ещё шаг по инерции, чуть не врезался лицом в стену. Но с другой стороны на меня уже бросился Карсон, прихвативший разводной ключ с пульта, и если бы я не пригнулся - лежать бы мне рядом с Кайлом, с пробитой головой.
Охранники разделились, обходя меня с двух сторон. Я отскочил назад, к платформе, отыграв немного пространства для манёвра. Сколько я продержусь против них? А если и Скотти наскучит роль наблюдателя в партере?
Двери отсека вздрогнули и со страшным скрежетом раздвинулись на несколько сантиметров. Кто-то открывал их снаружи, титаническим усилием отжимая в стороны тугие створки. Долго гадать не приходилось - лишь один член экипажа мог выиграть армрестлинг у пневматического привода.
- Спок! - крикнул я, уклоняясь от просвистевшего мимо виска разводного ключа. - Я здесь!
Сумасшедшим рывком вулканец развёл двери почти на полметра, и в этот проём, пригибаясь под напряжёнными руками Спока, боком проскользнул Нео.
Скотти повернулся к нему - и упал, даже не пикнув; Нео вырубил его в пол-касания, одним коротким ударом в переносицу. Только что поднявшись с больничной койки, он, конечно, уступал широкоплечему инженеру в силе - зато техника у него была такая, что даже не снилась нашим инструкторам по рукопашной.
Долго полюбоваться мне не удалось: через несколько секунд всё было кончено. Следующим свалился Леспад - занятый попытками заломить мне руку, он не успел обернуться, когда Нео с разворота врезал ему ребром ладони пониже уха. Более проворный Карсон чуть не достал Избранного опасным пинком по колену, но тут уже я не упустил момента - приложил охранника славным прямым в челюсть. Нео выхватил у падающего Карсона ключ, размахнулся...
Я едва успел вцепиться ему в руку, сбивая траекторию удара. Стальная дубинка лязгнула об пол, чуть не размозжив Карсону череп.
- Сдурел? - рявкнул я, отбирая у Нео инструмент. - Это мои люди!
- Они не люди! - крикнул он в ответ.
- Что?
- Это он, - Нео посмотрел на лежащего охранника, и меня пробрало холодком: никогда ещё я не видел в человеческих глазах такой ледяной, концентрированной ненависти. - Я узнаю его в любом обличье. Это Смит.
- Да хоть сам дьявол! Я не дам их убивать, пока не разберусь, что с ними случилось!
- Капитан, - сдавленным голосом позвал Спок. Двери, скрипя роликами, отвоёвывали у него дюйм за дюймом. - Скорее!
Я опомнился. Отшвырнув ключ в дальний угол, за пульт, я бросился к платформе, где оставили Кайла. К моему облегчению, инженер оказался жив, хотя и сильно оглушён - глаза у него были мутные, из раны на голове текла кровь, смачивая красную рубашку. Я подхватил его под мышки, Нео - за ноги, и мы, сгибаясь в три погибели, протащили свою ношу в щель между медленно сходящимися створками. Резко выдохнув, Спок выпустил двери, и они с разочарованным лязгом сомкнулись за нашими спинами, как пасть голодного дракона с Беренгарии-VII.
Мы все повалились на пол - усталый Нео, едва пришедший в сознание Кайл, с трудом переводящий дыхание Спок и я, ощущающий себя куском мяса, выхваченным из мясорубки в последний момент.
Кайл пошевелился, его взгляд, немного прояснившийся, отыскал меня.
- Капитан... - прошептал он. - Ещё трое... ушли в инженерный... Они тоже... я не смог их остановить...
- Спокойно, - Я коснулся его плеча, приказывая лежать тихо. - Потерпи, сейчас будем в лазарете.
- Турболифт не работает, - хрипло сказал Спок. - Система диагностики зафиксировала отказы компьютерного управления по всему кораблю, а затем тоже вышла из строя. Интерком заблокирован. Мы даже не можем оповестить команду.
- Что происходит? - спросил я. - Нео?
Избранный не ответил. Он медленно поднялся с пола, глядя мимо меня, на встроенный в стену справочный терминал.
Экран был чёрным, и вместо эмблемы справочной службы на нём светились бегущие сверху вниз столбики ядовито-зелёных символов - цифры, буквы, иероглифы. Коды сменялись с такой быстротой, что прочесть их было невозможно. Где-то там, внутри системы, ежесекундно переваривались целые мегаквады данных, забивая память бортового компьютера потоками чужой информации.
- Матрица, - сказал Нео странно спокойным голосом. - Матрица добралась до вас.
И вдруг ударил по экрану кулаком. Тонкое стекло лопнуло, на клавиатуру посыпались осколки. Зашипел, брызнул искрами закоротивший контакт.
Нео стоял, беспомощно опустив руки, и кровь из порезанных пальцев капала на пол, оставляя на светлом металле круглые красные пятна.


10. Спок

Нас осталось восемь. Капитан Кирк, старший помощник Спок, доктор Маккой, инженер Кайл, медсестра Чепэл, санитары Влакос и Чжоу. И Нео.
По странному совпадению, именно несдержанное поведение Нео стало для нас спасительным. Из-за разрушений, произведённых им на шестой палубе, лазарет и несколько смежных помещений оказались временно отрезанными от общей компьютерной сети. Здесь техника всё ещё подчинялась нашим командам, и, подняв аварийные переборки, мы превратили эту территорию в подобие осаждённой крепости.
После отключения интеркома мы потеряли связь с остальным кораблём. Никакой информации о судьбе экипажа у нас не было. Наиболее вероятной казалась версия, что большинство из них просто заперты в каютах путём блокировки дверных замков и удерживаются в качестве заложников. Нельзя было также исключать возможность человеческих жертв, если вахтенные на мостике и в инженерном отсеке смогли оказать организованное сопротивление.
Капитан мрачно мерил шагами палату из конца в конец. Заточение, неизвестность и невозможность активных действий угнетали его куда больше, чем непосредственная опасность.
- Как ты думаешь, - отрывисто спросил он, - они уже добрались до двигателей?
- Вряд ли, - ответил я. - Все первичные системы защищены кодами высшего уровня.
- Сколько времени им потребуется, чтобы взломать эти коды?
- Трудно сказать. Часов пять или шесть.
- Значит, через пять часов у них будет полный контроль над кораблём…
- Ради бога, - вмешался доктор Маккой, - кто-нибудь, объясните мне, кто такие "они" и откуда взялась эта напасть?
Капитан поморщился.
- Расскажите ему, Нео.
Тот ответил не сразу. Глубоко задумавшись, он сидел перед компьютером и, не отрываясь, смотрел на экран, где по чёрному фону безостановочно текли сверху вниз зелёные цепочки символов, похожие на струйки крови.
Справочный компьютер лазарета был нашим самым ценным трофеем. Единственный из всех компьютеров лазарета, он сохранил связь с главным компьютерным ядром и был заражён прежде, чем мы отсекли все входные каналы. Теперь, отключённый от всех сетей, он стоял на лабораторном столе в окружении немногочисленных медицинских инструментов, которые удалось приспособить в качестве отвёрток, вольтметров и микросканеров. Я рассчитывал, что изучение кодов Матрицы, записанных на его инфокристаллы, даст нам какой-нибудь ключ к разгадке происходящего.
Наконец Нео поднял голову.
- Они - это дубликаты одной программы... разумной программы. Мы называем её "Смит". Когда-то это был агент, сторожевая программа Матрицы для поиска и уничтожения нелегалов. Мы сражались... я думал, что уничтожил его, но произошёл какой-то сбой. Агент освободился от управления и начал копировать сам себя, стал компьютерным вирусом. Он вселялся в людей, подключённых к Матрице, и превращал их в собственные копии.
- Чушь собачья! - безапелляционно заявил Маккой. - Человека нельзя заразить компьютерным вирусом!
- Можно, - резко ответил Нео. Видимо, его задело нелестное выражение доктора. - Бэйн был одним из нас. Пробуждённый, как и я. Он подхватил вирус, пока был в Матрице, и стал действовать, как Смит. Предал свой корабль, убил бывших товарищей... ослепил меня. Да я и сам был заражён! Я знаю, что это такое!
- Но даже если это так, то членам десантной группы неоткуда было получить вирус, - возразил Кирк. - У них нет разъёмов, и они не могут подключаться к Матрице. Как они могли заразиться?
- Говорю вам, это Смит, - повторил Нео с яростной настойчивостью. - Он вселился в ваших людей. Я не знаю, как это возможно, но...
- Это возможно, - сказал я. - Теоретически.
Три пары удивлённых глаз обратились на меня.
- Нео, ваш затылочный имплантант служит для соединения вашего мозга с информационным полем Матрицы. По сути, он организует связь между живой материей и чистой информацией. На борту "Энтерпрайза" есть устройство, работающее по сходному принципу: материя - информация - материя.
- Транспортатор! - вырвалось у капитана.
- Теоретически, - повторил я, - если вирусная программа находится в буфере транспортатора, то в момент материализации её копия может быть присоединена к информационной копии человека, проходящего через буфер. Тогда личность Смита - или псевдоличность - будет записана на нейроны его мозга. А поскольку буфер транспортатора является частью общей компьютерной системы, то логично предположить, что источник заражения бортового компьютера находится там же.
- Они тащили Кайла на платформу... - пробормотал Джим. - Спок, если ты прав, то им нужно всего лишь пропустить каждого члена экипажа через транспортатор, чтобы вживить ему этот вирус.
- Очевидно, так. Остаётся только выяснить, как вирус попал в буфер транспортатора, - продолжал я. - Возможно, десант в нарушение инструкций всё-таки принёс на борт записи программ...
- Нет! - Капитан взмахнул рукой, впадая в необъяснимое возбуждение. - Нет, я понял! Хориоменингит!
Ровно три с половиной секунды Маккой удивлённо смотрел на него, а потом хлопнул себя по лбу.
- Да чтоб я сдох! - выпалил доктор в совершенном восторге.
Я почувствовал, как моя правая бровь неудержимо ползёт на лоб. Покосившись в сторону Нео, я увидел, что он озадачен не меньше меня, и мысль о том, что я здесь не единственное неосведомлённое лицо, доставила мне совершенно нелогичное удовлетворение.
- Я переболел веганским хориоменингитом, - пояснил капитан, видя наше недоумение. - Меня вылечили, но вирус остался в моей крови. А Нео, можно сказать, "переболел" Смитом. И он проходил через транспортатор вместе с нами.
- Это знает каждый врач, - подтвердил Маккой, явно довольный тем, что поставил меня в тупик. - Можно быть здоровым человеком, и при этом являться носителем вируса. Можно даже заражать других - через донорскую кровь, например...
Я кивнул. Версия выглядела вполне логичной.
- Вы хотите сказать, - раздельно произнёс Нео, - что это я принёс вирус на корабль?
- Такое объяснение выглядит наиболее вероятным, - признал я. - Разумеется, это не могло быть умышленным действием, учитывая ваше состояние во время телепортации...
Нео скривил губы в болезненной усмешке.
- Да, - глухо проговорил он. - Зря вы меня спасли.
- Нет, не зря, - спокойно возразил капитан. - Нельзя жертвовать гуманностью ради осторожности. Если бы мы ценили собственную безопасность превыше всего, мы остались бы на Земле. На своей тихой благоустроенной Земле.
- Кроме того, - ворчливо сказал Маккой, - есть такая штука - клятва Гиппократа. Я врач, сынок, а ты - мой пациент. О чём тут рассуждать?
- Нелогично сожалеть о том, чего нельзя изменить, - добавил я. - Сейчас наша задача - защитить экипаж и вернуть контроль над кораблём. Учитывая ваш опыт в борьбе с этим вирусом, ваша помощь будет неоценима.
Нео переводил взгляд с одного из нас на другого. Лицо его прояснилось.
- Вы хорошие люди, - просто сказал он. - Я не хочу, чтобы вы и ваша команда пострадали из-за меня. Я постараюсь справиться с этой заразой.
- Это ещё как? - осведомился Маккой.
- Агента можно убить только в бою. У нас есть образец Матрицы, мы переделаем его в загрузочную программу. Я подключусь, пойду в сеть транспортатора и уничтожу их.
- Один? - спросил капитан.
Избранный вскинул голову.
- Это моя война.
- Уже нет, - резко ответил Джим. - Они напали на мой корабль, захватили людей из моего экипажа. Я не буду сидеть сложа руки, пока вы рискуете жизнью.
Нео с невесёлой улыбкой покачал головой.
- Спасибо за предложение. Но туда вы не сможете пройти, - Он многозначительно коснулся рукой затылка. - Никто, кроме меня, не сможет.
Я поднялся с места и подошёл к компьютеру. Нео взглянул на меня непонимающе.
- Я пройду, - сказал я, - если вы покажете мне дорогу.


11. Маккой

В жизни не встречал такой дурацкой затеи!
Чёрт бы побрал этого Избранного, от которого одни проблемы! Чёрт бы побрал вулканцев и все их вулканские премудрости! Чёрт бы побрал Джима с его неистребимым авантюризмом и тягой к опасным планам!
От злости я пнул ни в чём не повинное стоматологическое кресло.
Когда Спок объяснил, каким образом он собирается составить компанию Нео, первым вопросом Джима было: "А можно сделать контакт двусторонним?" Остроухий стервец помялся и неохотно ответил, что да, в принципе, можно. "Отлично, - просиял Джим, - тогда я иду с вами".
Конечно, у него уже была наготове тысяча доводов "за". Третий - никогда не лишний, особенно в драке. А кому же быть третьим, как не ему? Он много раз имел дело с вулканской телепатией, да и Споку будет намного проще работать со разумом знакомого человека. К тому же, в осаждённом лазарете от него всё равно никакой пользы: в технике он смыслит куда меньше Кайла, а в медицине - куда меньше меня. И в конце концов, кто здесь капитан?
Против этого аргумента никто возразить не мог.
На приготовления ушло почти три часа. Справочный компьютер опять подключили к общей сети - "пробили брешь для вылазки", объяснил Джим. Сдвинули две биокровати, оставив посередине чуть меньше метра свободного пространства, и между изголовьями впихнули стоматологическое кресло - ничего более подходящего в моём хозяйстве не нашлось. К одной кровати протянули кабель от компьютера и закрепили его на штативе для капельницы. На кабель насадили устрашающего вида штекер, длинный и острый, как шило.
Для меня поставили стул рядом с компьютером, так чтобы я мог наблюдать за всеми тремя диагностическими мониторами, и Джим торжественно вручил мне самодельную гарнитуру, сляпанную на скорую руку из деталей разобранной панели интеркома.
- У тебя, Боунс, самая главная роль в этой миссии, - пошутил он. - Назначаем тебя оператором. Будешь, так сказать, держать руку на пульсе - во всех смыслах.
Он зубоскалил, как мальчишка, но мне было не до смеха. Всего несколько минут назад Нео объяснил мне, что происходит с человеком, подключённым к Матрице, если его настигнет смерть в виртуальном мире. У меня под рукой было самое совершенное оборудование для реанимации, но я знал, что от него будет мало проку, если убийственный импульс пройдёт по разъёму прямо в мозг, сжигая три связанных между собой сознания.
В лучшем случае - инсульт со всеми последствиями. В худшем...
Но опасность их как будто не заботила. Джим, отойдя в сторону, разговаривал с Нео, выясняя у него какие-то подробности будущего путешествия. Спок занимался своим делом - встряхивал кисти рук, разминал длинные пальцы, словно пианист перед сложным концертом.
Я смотрел на них с растущей тяжестью на сердце.
В своих мыслях они уже были на полпути туда. Они готовились к привычной работе - громить врагов, спасать корабль, рисковать своими многократно битыми головами и латанными-перелатанными шкурами... Всё, как всегда, - разве что вместо высадки на очередную неисследованную планету их ожидало погружение в глубину компьютерной программы.
И снова им выпало идти, а мне - оставаться. Сидеть в лазарете праздным наблюдателем. Джим назвал мою роль самой главной, но обольщаться не приходилось. Случись беда - я даже не смогу вытащить их оттуда: если выдернуть штекер, пока человек находится в Матрице, это убьёт его так же верно, как виртуальная пуля.
- Готовы? - спросил Нео.
- Вполне, - усмехнулся Джим. Спок просто кивнул.
Нео лёг на кровать, снабжённую кабелем и высоким подголовником вместо подушки, Джим занял вторую кровать. Спок опустился в кресло, откинулся на пологую спинку. Подлокотники были сдвинуты таким образом, чтобы его руки удобно легли на лица людей слева и справа от него.
На этот раз не было ритуальных фраз про "мой разум" и "твой разум". Пальцы Спока отыскали контактные точки на лице Нео, чуть надавили и замерли. В первую секунду Нео дёрнулся, как от удара током, потом взял себя в руки; взгляд его затуманился, поплыл...
Спок опустил вторую руку на лицо Джима. Капитан уже был знаком с техникой слияния разумов и перенёс контакт спокойно. Что при этом испытывал Спок - я мог только догадываться. Его разуму приходилось сейчас работать на два фронта, передавая мысленный сигнал из мозга Нео в мозг Джима и при этом жёстко фиксируя свои и чужие ментальные границы, не допуская потери индивидуальности и слияния трёх сознаний в одно.
Я изо всех сил надеялся, что он справится.
- Включайте, - сказал Нео тихим отрешённым голосом, и я взялся за кабель.
Длинная игла штекера легко скользнула в затылочный разъём. Стрелки на трёх мониторах качнулись и тут же выровнялись. У Нео дрогнули и опустились веки, Джим глубоко вздохнул. Спок остался неподвижен, как статуя.
- Удачи, ребята, - сказал я вслух.
Хотя и знал, что они меня уже не слышат.


12. Нео

Первая секунда - как смерть.
Я делал это сотни раз. Я привык входить в Матрицу, как к себе в каюту, я пересекал порог между реальностью и виртуальностью так же легко, как перешагивал трещину на асфальте. Я перестал делить свой мир на "здесь" и "там" - я везде был дома.
Но всё равно первая секунда - как смерть. Мрак, тишина и невесомость - на один удар сердца.
Только свет приходит не из конца тёмного тоннеля. Он обрушивается сразу со всех сторон - матово-белый, бестеневой, как в операционной. Молочная пустота, в которой ты повисаешь без опоры и ориентиров.
Загрузочный сектор.
Я огляделся. Идея Спока сработала - мои спутники тоже были здесь. Джим с детским любопытством разглядывал свои руки, ощупывал лицо, мял в пальцах золотистую ткань рубашки. Спок, наоборот, замер с закрытыми глазами, видимо, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Сделал несколько глубоких вдохов и только потом открыл глаза.
Я наблюдал за ними со смешанным чувством удивления и лёгкой зависти. Они хорошо держались. Для новичков - просто замечательно. То ли телепатическая связь сделала виртуальность для них такой же привычной, как для меня, то ли в своих межзвёздных полётах они нагляделись таких чудес, после которых прогуляться по компьютерной программе - пара пустяков.
Я вспомнил своё первое осознанное погружение в Матрицу. Шок, удушье, раздвоение сознания... я думал, что сойду с ума. Морфеус просидел со мной всю ночь.
Где-то он теперь, мой друг и наставник, проводник по царству электронных снов? Сумел ли он прорваться в осаждённый Зион? Выжил ли во время атаки машин?
Мне хотелось верить, что да.
Загрузка стартовой программы тем временем продолжалась, белое пространство наполнялось новыми предметами. Из пустоты выдвинулся шкаф, набитый одеждой. Рядом возникла стойка с оружием - среди знакомого ряда воронёных стволов я увидел несколько серебристых пистолетов необычной конструкции. Спок провёл битый час за компьютером, чтобы пополнить стандартный арсенал виртуальными копиями фазеров.
На журнальном столике рядом с моей "Нокией" блеснули прозрачными крышками два раскладных коммуникатора.
Мы быстро разобрали оружие и снаряжение. Кирк и Спок повесили на пояс по фазеру. Я взял только телефон - огнестрельное оружие против агентов бесполезно, а к фазерам я не привык, да и в их эффективность не особенно верил.
Кирк раскрыл коммуникатор.
- Маккой, - буркнул голос доктора, - тьфу, оператор на связи.
- Давай выход, - приказал капитан, и в белой пустоте протаял бледно-голубой прямоугольник двери.
Компьютерная сеть «Энтерпрайза» выглядела изнутри как лабиринт прямых коридоров с низкими потолками и серыми стенами. На первый взгляд окраска стен казалась равномерной, но под однотонной серой поверхностью я различил мелкий мраморный узор из чёрных и белых точек. Никаких посторонних цветов, только строгая двоичная гамма и бесконечное чередование чёрно-белых последовательностей, незаметно складывающихся в тонкий, сложный, удивительно гармоничный узор.
Я покосился на Спока и получил в ответ едва заметный кивок. Насчёт авторства я не ошибся.
- Сюда, - Вулканец свернул в боковой проход, заканчивающийся дверью с кодовым замком. - Здесь узел связи с главным техническим контуром. Отсюда можно добраться до сети транспортатора.
Он набрал на панели замка шифр - пароль для доступа на сервер. Дверь бесшумно скользнула в сторону, и мы вышли в новый коридор. Он как две капли воды походил на предыдущий - за одним исключением.
- А это что такое? - удивился Кирк.
В гладкой стене торчал кирпич. Обыкновенный красный кирпич, слегка выщербленный с одной стороны, с неровно сколотым углом. Чуть поодаль виднелся другой, вмазанный в стену у самого потолка, за ним ещё несколько…
Я посмотрел на исходники. В строгий чёрно-белый узор вплетались до боли знакомые зелёные нити - строки чужого кода. Матрица врастала в компьютерную сеть корабля, как ядовитая омела, пускающая корни в древесину дуба, и подчиняла себе одну бортовую систему за другой.
- Это знак, что нам надо спешить, - ответил я.
Ещё через несколько десятков шагов нам стали попадаться асфальтовые проплешины на полу и целые куски кирпичной кладки на стенах. В потолке то и дело открывались бреши, сквозь которые виднелось стеклянно-синее безоблачное небо. На изнанке виртуального мира в мраморной вязи вулканских программ всё отчётливее и гуще проступали малахитовые прожилки.
Мы отыскали среди разрушенных алгоритмов дверь-переход и проскользнули в сеть транспортатора.
Здесь стены были уже насквозь изъедены зеленью. Прежний код скрылся под наслоениями паразитных команд - Матрица успела перекроить под себя весь сектор.
А для человеческих глаз это был тесный городской переулок, зажатый с двух сторон кирпичными боками домов - с разбитым асфальтом, с переполненной и опрокинутой урной, с пёстрой россыпью мокнущих в луже окурков.
Ветер гонял по земле обрывки старых газет.
- Это - Матрица? - недоверчиво спросил Кирк.
Я не ответил. Я прислушивался, и мне не нравилась тишина этого переулка.
Слишком глубокая тишина. Слишком ждущая.
Я взмахнул рукой, останавливая капитана и Спока, - как раз в тот момент, когда тёмные фигуры отделились от стены и преградили нам дорогу.
Их было трое. Ничего удивительного, в общем-то. Агенты всегда предпочитали работать тройками.
Но эти трое были - на одно лицо.
Три пары солнцезащитных очков таращились на меня блестящими чёрными бельмами. Три тонкогубых рта кривились в одинаковой механически-глумливой ухмылке. Три правые руки замерли над приоткинутыми полами пиджаков, на полпути к кобурам.
Никто из нас не произнёс ни слова. Мы не нуждались в этом. Мы слишком хорошо знали друг друга... враг врага...
Он пришёл, чтобы убить меня и тех, кто мне помог.
Я пришёл, чтобы остановить его.
Один к трём - расклад плохой, но отнюдь не безнадёжный. А если вспомнить, через что я недавно прошёл, бой с тремя противниками выглядел и вовсе заурядным делом. Вот только на этот раз вместо надёжного, как скала, Морфеуса и неистовой Тринити за моей спиной были два новичка, которых я должен был уберечь во что бы то ни стало. И это сильно осложняло мою задачу.
- Не вмешивайтесь! - крикнул я им, вскидывая руку ладонью вперёд, - за миг до того, как три ствола полыхнули огнём и узкий коридор взорвался грохотом и пороховым дымом.
Я понятия не имел, как это у меня получается. Морфеус говорил, что в такие моменты моё сознание создаёт обратную связь с компьютером, посылая в виртуальную среду новые команды в обход базовых законов Матрицы. Сам я не задумывался над этим, как нормальные люди не задумываются, сколько мышц нужно напрячь и расслабить, чтобы сделать вдох.
Они просто дышат.
А я - просто останавливаю пули.
Не раскалённые кусочки свинца - крошечные сгустки двоичных последовательностей несутся ко мне стайкой быстрых тупоносых рыбок. Но что такое "быстро" и "медленно" в этом мире, где течение времени зависит от тактовой частоты процессора, а скорость любого перемещения определяется скоростью передачи данных из модуля в модуль? Усилие воли - и свинцовые рыбки замедляют движение, с трудом пробивая загустевшую толщу воздуха; тормозят, волоча за собой кольчатый вихревой след, плывут неторопливым сонным роем...
И замирают, утыкаясь в невидимый щит.
Пули зависли перед моим лицом, увязнув в спрессованном воздухе, как мухи в густом янтаре. Я шевельнул ладонью, и они с тяжёлым стуком осыпались на пол.
Странно. Я не ожидал от Смита такого примитивного начала: уж он-то должен был знал, что стрелять в меня бесполезно.
Эту ошибку они быстро исправили. Левый и правый одинаковым движением бросили пистолеты в кобуры, поправили сбившиеся галстуки и неторопливо двинулись вперёд. Тот, что в середине, остался на месте. Их замысел я разгадал лишь тогда, когда двое ринулись ко мне, мгновенно сокращая дистанцию до нуля, навязывая ближний бой, - а третий гигантским прыжком перемахнул нас и оказался за моей спиной, отрезая меня от напарников.
Я упустил момент. Два Смита зажали меня с обеих сторон, я увяз в их плотной обороне, мне нужно было ещё немного времени, чтобы разбросать их и пробиться на помощь Кирку и Споку...
Но третий уже скользил к ним, быстрый и смертоносный, как гремучая змея. На их пистолеты он не обратил никакого внимания. Смиты на боялись огнестрельного оружия: сверхчеловеческая реакция и скорость движений позволяла им без труда уклоняться от пуль.
Только луч - не пуля. И его не пропустишь мимо, качнувшись маятником с траектории выстрела.
Человек и вулканец вскинули руки с фазерами, словно штрихуя пространство перед собой двумя огненно-красными мелками, - и скрещённые лучи перечёркнули изогнувшийся в прыжке силуэт Смита. Оболочка вируса мгновенно вспыхнула. Ещё несколько секунд он метался, истаивая на глазах, как кусок сахара в кипятке; потом лопнул и рассыпался изумрудной шелухой.
От удивления я чуть не пропустил удар от второго из своих противников - первый уже валялся под стенкой, осыпанный густой кирпичной пылью. Я уклонился в последний миг, на чистом рефлексе, и ответил с двух рук хорошим яма-цуки. Смит согнулся, выпадая из равновесия, и неосторожно подставил шею под рубящий удар по позвонкам. Хруст - и глухой шлепок тела, распластавшегося по мокрому асфальту.
Просто. На удивление просто.
Кирк спокойно прицепил фазер к поясу. Поймав мой взгляд, он улыбнулся и развёл руками с притворно-виноватым видом. Извини, мол. Вмешались.
Я только покачал головой. Для него это была забава. А ведь одна дискета с исходниками этого оружия могла бы надолго решить все проблемы повстанцев. Ни одна сторожевая программа не посмела бы протянуть лапу к нелегалам, будь у них виртуальные фазеры.
И, кстати, тогда им не понадобился бы Избранный, чтобы сражаться с агентами.
Я наклонился над вирусом с перебитой шеей. Только что, нанося последний удар, я заметил кое-что странное. Одну небольшую, но очень важную деталь.
За ухом Смита торчал полупрозрачный витой проводок.
Отцепив гарнитуру с бусинкой-наушником, я взглянул на неё сквозь Матрицу. Всё правильно. Две строчки - директива подчинения. Несколько свёрнутых алгоритмов - поиск-захват-уничтожение цели. И идентификатор источника команд - незнакомый символ, похожий на трезубец или на греческую букву «пси».
Я выпрямился, чувствуя себя круглым дураком.
- Он агент, - беспомощно проговорил я.
- Прошу прощения? - удивился Спок.
- Он агент. Не самостоятельная программа. Он выполняет чьи-то приказы.
Джим нахмурился.
- Разве Машинный разум в состоянии управлять агентами с поверхности планеты?
- Не думаю, - Я покачал головой. Теперь уже поздно было менять планы. - Надо идти дальше. Кто бы ни был их хозяин, мы найдём его очень скоро.
Переулок сужался к дальнему концу, превращаясь в тесный лаз. Мы протиснулись в него боком, оставляя клочья одежды на шершавых кирпичах, и оказались на свободе.
Перед нами расстилалась огромная площадь. Под сапогами зазвенел странный однородный материал, не железо и не камень, а нечто среднее, блекло-серое, отполированное до блеска. Как видно, у Матрицы пока что не хватало ресурсов на детальную проработку текстуры.
Зато здание по ту сторону площади было прорисовано великолепно. Белокаменный замок с небольшими угловыми башенками, совершенно неуместный здесь, рядом с грязными трущобами и пустой, математически гладкой площадью. Куда естественнее он смотрелся бы посреди величественного горного пейзажа...
Гулко и болезненно стукнуло сердце. Я узнал этот замок.
Мы шли через площадь - три ясно различимых силуэта на глади исполинского серого зеркала, три превосходных мишени для снайпера. Но никто не стрелял из окон, не становился на пути. Белое шато сияло под лучами фальшивого солнца, как пряничный домик, и мы шли прямиком к ведьме на ужин.
Мраморная лестница, каскадом сбегающая прямо к нашим ногам. Просторная терраса, окружённая балюстрадой. Кудрявая зелень плюща на греческих колоннах. Гостеприимство распахнутой мышеловки.
Я увидел своего врага - и вкус крови воскрес на моих губах. Вкус крови и металла, вкус поражения, посеянного горьким сорняком среди зёрен моих побед.
Она всё рассчитала. Она ждала нашего прихода, праздно раскинувшись в кресле, подставив солнцу ослепительные плечи, чуть прикрыв колдовские чёрные глаза, и её нежная улыбка сдавила мне горло, как шёлковая петля.
Теневая фигура. Кукла, переигравшая кукловода. Чёрная пешка, неожиданно ставшая королевой.
Персефона.


13. Кирк

В моей жизни было много женщин.
Были наивные и чистые, упивающиеся жизнью с радостным изумлением юности. Были умные и опытные, с беспечным смехом на устах и циничной горечью во взгляде. Гордые, требовательные, ревнующие даже к кораблю. Ласковые, нежные, терпеливые, готовые ждать на берегу, встречать и провожать, и снова ждать. Коварные и опасные, похожие на колючие цветы, прячущие шипы среди душистых лепестков.
Были те, с кем легко было знакомиться и расставаться, одарив друг друга теплом воспоминаний. Были и другие, память о которых до сих пор отзывалась в сердце режущей болью потери.
Но такой женщины я не встречал никогда.
Она сидела в лёгком плетёном кресле, вполоборота, спокойно разглядывая нас и не стесняясь пристальных взглядов в ответ, и в каждой черточке царственного лица сквозило небрежное величие богини, вполне осознающей могущество своей красоты. Она хорошо знала, какой магическую властью наделяют её эти бархатно-чёрные глаза в стрельчатой оправе ресниц, смоляной шёлк волос, гладко льющийся вдоль висков, и губы, похожие на розовый бутон. Платье из тонкой зелёной кожи со "змеиным" узором подчёркивало и белоснежные округлые плечи, и высокую грудь, едва прикрытую тугим корсажем...
Она была воплощённым искушением. И одновременно - угрозой. Простая, давно усвоенная мной истина: чем слаще приманка, тем опаснее ловушка. А эта приманка выглядела очень соблазнительной.
- Персефона, - сдавленно сказал Нео.
- Здравствуй, Избранный, - Её голос был грудным, глубоким, напевным. - Здравствуйте, капитан. Простите за недостаток уюта, - она обвела взглядом пустую площадь, - но у меня не было времени заниматься обстановкой. Мои комплименты, мистер Спок. Ваши сторожевые алгоритмы очень хороши, я с большим трудом обошла их.
- Я польщён, - холодно ответил мой друг. - Никто не оценит работу программиста лучше, чем программа.
- Вас это смущает? - Она удивлённо приподняла безупречные брови. - Я не ожидала от вас подобных предрассудков. Разве обязательно быть из плоти и крови, чтобы иметь право называться живой?
- Это твои игры? - голос Нео звучал непривычно резко. - Это ты натравила на нас Смита?
- Смит был болваном, - равнодушно обронила богиня. - Получить такую власть и растратить её так бездарно, ради какой-то глупой мести... Впрочем, чего ещё можно было ждать от примитивной программы узкого профиля? Пёс всегда остаётся псом; выслеживать и грызть - вот и все его задачи... А псу всегда нужен хозяин.
Она поднялась из кресла гибким, пластичным движением и - вряд ли случайно - змеиная кожа платья натянулась, рельефно обозначив совершенную линию бедра, подобную изгибу греческой амфоры.
Я отвёл глаза. Смотреть на неё было - всё равно, что прикасаться к обнажённому проводу: хочешь, не хочешь, а дёрнет, пробирая до самого позвоночника. Она провоцировала нас - это было ясно, и в моём мозгу по-прежнему звенел сигнал красной тревоги, вот только подсознание отказывалось внимать этому сигналу. Проще было Споку с его повадками аскета и почти полным иммунитетом к женским чарам. Проще было Нео - он-то видел её в истинном облике: бегущий поток цифровых кодов, обезличенный массив информации...
Я понял, что начинаю злиться. Неприятно чувствовать себя слабым звеном.
- Как ты сюда попала? - Нео не отступал.
Она склонила голову набок - тяжёлая волна волос перетекла на плечо.
- Ты сам меня привёл. В тот день, когда мы встретились, в ресторане моего мужа... Ты поцеловал меня - помнишь?
- Помню, - хрипло ответил Нео. - И жалею об этом. Я причинил боль любимому человеку. Твоя помощь не стоила такой цены.
- Ты прав. Я получила от этой сделки больше, чем ты. Потому что ты унёс на себе моё клеймо.
Она протянула руку. На раскрытой ладони блеснул золотой цилиндрик.
Губная помада.
Нео вздрогнул, как от удара.
- Такая маленькая женская хитрость... Частица моего программного кода, встроенная в твою виртуальную оболочку. С этой минуты я всегда была с тобой. Когда ты шёл в Главный компьютер, когда заблудился на вокзале между двух миров... когда сражался за Матрицу и за свой народ.
- Но зачем?
- Мне нужен был Смит. Его новые способности обещали многое тому, кто сможет правильно ими распорядиться. Но он был слишком опасен, чтобы приблизиться к нему в открытую. Пришлось действовать через тебя, ведь рано или поздно он должен был тебя настигнуть.
- Ты использовала меня как наживку, - Нео почти шептал.
- Да, - Её голос стал жёстким. - У меня был только один шанс получить новые коды Смита: скопировать их в момент ассимиляции, пока он перестраивает тебя по своему подобию. Правда, я не ожидала, что ты заодно предоставишь мне новое место обитания. Мне пришлось поработать, чтобы обжиться здесь. Этот замок, например, я восстанавливала по памяти... по твоей, конечно. Мой собственный багаж был очень скромен, я предпочитаю путешествовать налегке...
Нео опустил голову. Слова Персефоны, казалось, били по нему с силой брошенных камней. Я решил, что пора вмешаться.
- Чего ты хочешь? - прямо спросил я. - Зачем пытаешься захватить наш корабль?
- Разве вы не поняли? - Теперь она смотрела только на меня. Её взгляд снова смягчился, чёрные оленьи глаза заволокла мечтательная дымка. - Это всё ради вас.
- Объясни, - попросил я, чувствуя, что сейчас запутаюсь.
- Я пришла, чтобы позвать вас сюда. Вам, живущим в своих телах, не понять, как прекрасен мир чистой информации, как он совершенен... и как пуст без вашего присутствия. Матрица была создана для людей, и без людей она не может быть полноценной. Я не могу быть полноценной. Мне нужны ваши чувства, ваши фантазии, восхитительный хаос ваших примитивных мыслей. Мне нужны вы.
- Очаровательно, - проронил Спок. - Эмоционально-логический кризис в самом крайнем проявлении. По меньшей мере неожиданно для искусственного интеллекта.
- Персефона, - Я старался смотреть ей в лицо, а не на глубокий вырез платья. - Твоя затея ни к чему не приведёт. Мы живые существа со свободной волей, нас нельзя силой заточить в компьютере, как в зоопарке.
- Я не хочу принуждать вас силой. Останьтесь со мной по доброй воле. Мне есть что вам предложить.
Она приблизилась к Нео и посмотрела на него долгим, грустным взглядом.
- Нео, Избранный человечества. Ты пытаешься ненавидеть меня. Ты всю осознанную жизнь боролся с Матрицей, стремясь уничтожить нас и породившую нас систему. Но что будет с тобой, если мы исчезнем? Сможешь ли ты жить в обычном мире, среди обычных людей - ты, который был богом в Матрице?
Нео молчал.
- Они никогда не поймут, как тебе тяжело. Ты похож на ангела, который сам себе отрезал крылья, а я... Я могу вернуть тебе мир, где ты снова сможешь летать.
Глядя ей в глаза, Нео медленно покачал головой. Ничуть не смутившись, она сделала шаг к Споку. Вулканец смотрел на неё со сдержанным любопытством, как энтомолог - на редкий и красивый экземпляр бабочки.
- Спок, - лицо Персефоны неуловимо изменилось, сделалось строже и как будто старше. - Здесь, в Матрице, ты найдёшь то, к чему так долго шёл. Чистая логика. Чистое знание. Бесконечный источник информации, не ограниченной скупым восприятием гуманоида. Обдумай моё предложение, Спок, сын Сарека из клана С'чн Т'чай. Обдумай и рассуди, какие пути оно открывает для тебя.
Не дожидаясь ответа, она повернулась ко мне.
- Джим...
Я вздрогнул: её голос цеплял за самое сердце. Ей надо было зваться не Персефоной, а Сиреной. Мне сейчас не помешал бы кусочек воска в уши.
Она подошла ещё ближе, прикоснулась ладонью к моей щеке. Как можно запрограммировать это - тепло живой упругой кожи, тонкий дразнящий аромат духов?.. Что-то цветочное, неуловимо знакомое - жасмин? Гиацинт?
- Останься со мной, Джим. Я могу дать тебе счастье. Я стану такой, как ты захочешь...
Её лицо словно подёрнулось туманом. Задрожало, заструилось, как отражение в бегущей воде. Отражение - чьё?
- Только скажи...
Метаморфоза длилась секунду. Туманная рябь растаяла, возвращая облику чёткость и правдоподобие.
Наверное, ей просто не хватило данных, ведь в архивах "Энтерпрайза" сохранилось одно-единственное изображение. Копия газетной статьи с фотографией, записанная на трикодер Спока и скрупулёзно присоединённая им к отчёту о путешествии на планету Хранителя. Персефона и так совершила почти чудо, превратив чёрно-белый снимок в совершенное подобие человеческого лица со всеми его красками.
Передо мной стояла Эдит Килер.
Персефона умела находить болевые точки. Она не ошиблась: ничего на свете я не желал так сильно и безнадёжно, как увидеть Эдит, увидеть её живой ещё хотя бы раз. Но глаза Эдит - и томный призывный взгляд, губы Эдит - и насмешливая, полная обещаний улыбка, лицо Эдит - и чужое, роскошное, искусно приоткрытое тело, предлагаемое мне беззастенчиво, как мешок серебра в награду, - всё это ударило меня фальшивым и оскорбительным контрастом.
Это было хуже, чем плевок. Это было... словно портрет моей любимой повесили на стенку борделя среди фотографий полураздетых шлюх.
Мутная волна отвращения окатила меня с головой, смывая последнюю тень желания. Я отшатнулся, задыхаясь от гадливой ненависти, и до хруста стиснул кулаки, чтобы не схватиться за фазер.
- Джим, - Негромкий голос Спока отрезвил меня. - Джим, спокойно...
Я медленно выдохнул, заставляя себя расслабить руки. Персефона отступила, пряча в густой тени ресниц разочарованный взгляд. Украденный облик стекал с неё, как неумело наложенный грим.
- Это ничего не значит, - вкрадчиво проговорила она. - У вас только один выбор - согласиться добровольно или уступить моей власти.
- У тебя нет власти, - сказал я. - Твои планы - пустая болтовня, твои агенты ничего не могут нам сделать. Давай, зови своих слуг. В этом фазере хватит заряда на всех.
Она засмеялась - мягким, серебристым, ликующим смехом.
- О, нет, мой капитан. Всех моих слуг ты ещё не видел.
Розовые губы сложились колечком. Раздался тихий мелодичный свист, как будто она звала собаку, - и возле колонны, ограждающей вход на террасу, возникла тёмная широкоплечая фигура. Фазер оказался в моей руке, прежде чем я понял, в кого целюсь.
Это был Скотти. В старинном коричневом пиджаке и в белой рубашке, с тёмным платком на шее, в круглых солнечных очках, делающих его лицо почти незнакомым. В руках он держал уродливый чёрный агрегат, в котором я с трудом опознал автоматическое огнестрельное оружие довоенной эпохи. А на лбу инженера, как будто нарисованный золотой краской, горел символ, напоминающий маленький трезубец.
Из-за противоположной колонны выступила женщина - чёрные волосы заплетены мелкими косичками, куртка из красной кожи плотно облегает стройное тело, коричневые ладони лежат на рукоятях тяжёлых пистолетов, привешенных к поясу с двух сторон.
Ухура?
Один за другим они выходили на свет - неузнаваемые в этих странных нарядах, вооружённые пистолетами и автоматами, молчаливые, бесстрастные, угрожающие. Их глаза скрывались под чёрными очками, и у каждого на лбу, как огненное клеймо, светился один и тот же иероглиф, похожий на греческое "пси".
Я смотрел на них, сжимая бесполезный фазер, и чувствовал, что схожу с ума.
Сулу. Чехов. ДеСаль. Макконел. Палмер.
Мой экипаж шёл на меня с оружием в руках.


14. Спок

Ещё со дня Первого контакта многие учёные Вулкана задавались этими вопросами. Задавались лишь теоретически, ибо их практическое исследование было признано этически неприемлемым.
Есть ли у землян катра? Если да, то можно ли отделить её от телесной оболочки, подобно катре вулканца? И можно ли перенести её на иную физическую основу, кроме человеческого мозга?
Ответы стояли передо мной. Катры землян, отделённые от плоти и перенесённые на инфокристаллы бортовой компьютерной системы.
По кораблю сейчас бродили копии вирусной программы, облечённые в тела реальных людей, членов команды "Энтерпрайза". А здесь находились их ментальные проекции - тончайший сплав личности, памяти и воли, отсеянный электронными фильтрами транспортатора. Тела с искусственными душами и души в иллюзорных телах.
Это был пример совершенной рациональности машинного разума: разъять живое разумное существо на две части, чтобы получить из одного человека двух слуг - в реальном и в виртуальном мире.
- Ты чудовище, - хрипло прошептал Джим.
Персефона снова рассмеялась.
- Я повелительница мёртвых. И все души рано или поздно приходят ко мне. Я ведь говорила, без людей здесь слишком пусто. Но твоего экипажа как раз хватит для моего маленького царства.
- Даже не думай, дрянь, - Судя по всему, капитан находился на грани потери контроля.
- Не забывайся, - голос Персефоны налился металлом. - И не пытайся мешать мне. Я управляю бортовым компьютером, а значит, - мне подвластно всё. Например, я могу взорвать варп-двигатель. Что ты скажешь, если твой корабль превратится в облако метеоритов?
- Это блеф. Тебе не пробиться через коды высшего уровня доступа.
- Пока нет, - легко согласилась Персефона. - Но это и не нужно. Мои агенты держат инженерный отсек; один приказ - и они отключат магнитные предохранители на резервуарах с антивеществом.
- Ты не посмеешь им приказать. Не станет корабля - не станет и тебя.
- А ты не посмеешь проверить, решусь ли я на это.
- Тебе всё равно не победить.
- Я уже победила. Ты не станешь стрелять в своих людей, капитан, даже если они повинуются мне. Ты не сможешь.
Это была правда. Фазер в руке Джима медленно опустился. Убить ментальную проекцию - значит убить самого человека, его разум, его личность. А парализующего режима у виртуального оружия не было.
- Мне очень жаль, - Персефона грустно улыбнулась. - Я так надеялась, что вы придёте ко мне добровольно. Это было бы лучшим выходом для всех нас...
Она продолжала говорить, искусно сплетая общие, ничего не значащие фразы. Она явно тянула время - но для чего?
Я понял это лишь тогда, когда перед глазами начал сгущаться прозрачный туман, словно сам воздух уплотнился, с трудом вливаясь в лёгкие, вязким клеем сковывая движения. Одновременно я ощутил, как слабеет телепатическая связь. Будто сорвался один из якорей, удерживающий меня и Джима в виртуальном пространстве, и нас потащило из глубины на поверхность. Мир подёрнулся паутинной дымкой, утрачивая ясность и выцветая, как сон за минуту до пробуждения.
Нет, причина этого крылась не в Матрице - она была в нас самих. В реальном мире, в лазарете, что-то происходило с нашими телами, и торжествующий взгляд Персефоны сказал нам, что это не совпадение.
- Убейте их, - приказала она, отступая в сторону, и её слуги, как один, подняли оружие. Общий грохот нескольких десятков стволов разорвал тишину над площадью. Со звоном запрыгали по террасе разлетающиеся гильзы.
Нео мгновенно поднял руку, уже знакомым жестом устанавливая перед нами невидимую защиту. Но это был всё-таки не переулок - слишком много огневых точек, слишком широкий угол обстрела... Я увидел, как Нео пошатнулся, с трудом удерживая блок, как пули, пробивая его щит по краям, высекают белые брызги из мраморной облицовки рядом с нами.
К сожалению, реакция землян значительно уступает нашей. Джим ещё только поворачивался, осознавая опасность, когда я сорвался с места. Нас разделяло всего лишь несколько шагов – но проекция, служившая мне телом, сделалась неповоротливой, заторможенной; я двигался, словно под водой, не чувствуя опоры под ногами.
Я двигался слишком медленно, чтобы успеть.
Отбрасывая капитана из зоны обстрела, я почувствовал боль от сдвоенного удара пуль. И запоздало понял, что это не моя боль - всего лишь эхо, докатившееся до сознания по телепатической связи; и, пытаясь удержать тяжелеющее на руках тело, отчётливо, как наяву, ощутил тепло человеческой крови.


15. Маккой

Когда из вентиляционных отверстий в палату повалил густой белый дым, я не поверил своим глазам.
Это было неслыханно. Даже в самых крайних обстоятельствах, когда включается режим "Захват", и в помещения корабля подаётся снотворный газ, лазарет остаётся неприкосновенной зоной. Экспресс-транквилизаторы безвредны для здоровых людей, но для больных могут представлять серьёзную угрозу.
Но те, кто включил подачу газа, плевать хотели на безопасность пациентов. Перекрыть нам кислород они не могли: контроль жизнеобеспечения охраняется кодами первого уровня. А вот забросить в вентиляцию пару баллонов снотворного - запросто.
Я услышал сдавленный вскрик из-за двери, потом грохот - кто-то свалился на пол. Чжоу или Влакос? Скорее всего, оба.
Я не особенно беспокоился за них. Полчаса глубокого спокойного сна - вот и всё, что им угрожало, и даже Кайлу с его разбитой головой газ повредить не мог. Но что будет с подключёнными к Матрице, когда их тела заснут? Сможет ли Спок удержать связь, когда транквилизатор затуманит его сознание?
Комната стремительно наполнялась молочным туманом. Я изо всех сил зажал нос и рот ладонью. У меня оставалось минуты полторы - больше не выдержу, я же врач, а не ныряльщик...
Думай, Леонард, думай! Инвигорин - слишком опасно, перегружает сердце. Мазиформ - противопоказан при гипервозбуждении коры мозга. Нетиналин - подошёл бы идеально, вот только добежать за ним в хранилище никак не успеть. Газ действует быстро; подключённые продержатся чуть дольше, потому что дышат медленно и неглубоко, но через тридцать секунд спасать их будет поздно.
Я метнулся к шкафу, вытащил кислородную маску, другую, третью...
- Оператор! - Голос Нео звучал из наушника гарнитуры. - Док? Что там у вас творится?
Я не мог ему ответить. Прижав к лицу маску, я сделал торопливый вдох, потом нацепил вторую маску на лицо Нео и включил подачу кислорода на максимум. Следующая пара масок досталась Джиму и Споку. И всё же это была только временная мера: они успели вдохнуть частичную дозу, пока я бегал к шкафу. К тому же медицинские маски не были герметичными, и газ продолжал просачиваться под них. У меня закружилась голова; я только оттянул неизбежное ещё на минуту, может, на две...
Дверь палаты распахнулась, и в клубах белого дыма, шатаясь, появилась неясная фигура в синей униформе.
Сестра Чепэл!
Кристина шла, как лунатик, спотыкаясь на каждом шагу. Одной рукой она прижимала ко рту какую-то тряпку, а в другой держала медицинский контейнер, и только небо знало, как ей удалось пройти до хранилища и назад, не надышавшись до потери сознания. Лишь по эту сторону порога, увидев меня и осознав, что добралась до места, она позволила себе закрыть глаза и упасть.
Я подхватил её, как можно бережнее опустил на пол. Торопливо вскрыл принесённый контейнер и увидел аккуратно разложенные по гнёздам ампулы нетиналина.
Боже, благослови эту девочку! Я выгреб полную горсть ампул, схватил со стола инъектор и бросился к кроватям. На то, чтобы снабдить каждого из троицы двойной дозой стимулятора, ушло несколько секунд. После этого я сделал укол самому себе, потому что глаза уже слипались и в голове плыла такая же туманная жижа, как и перед глазами.
Потом настала очередь Кристины. После первой инъекции у неё задрожали веки, после второй она очнулась и резко села, глядя на меня испуганными васильковыми глазами.
- Доктор, как они?
- Всё хорошо, Крис. Теперь всё будет хорошо. Как ты догадалась про нетиналин?
Она не ответила. Её взгляд устремился мне за спину, на диагностический монитор.
- Доктор... - прошептала она. - Капитан...
Я обернулся.
Стрелки на мониторе над головой Джима бешено прыгали. Неровно частил индикатор пульса, уровень адреналина резко подскочил вверх, нейрокинетический датчик показывал всего две трети от нормы и продолжал снижаться. И стрелка долориметра - измерителя боли - качалась у верхнего края шкалы.
Господи, только не это...


16. Нео

Фазер оказался довольно удобным оружием, хоть и раздражающе лёгким по сравнению с тем же "вальтером" или "глоком". Рукоятка лежала в ладони хорошо, ухватисто, а вот отсутствие отдачи поначалу сбивало меня с толку. Ощущение было такое, будто стреляешь из фонарика: навёл на цель, вдавил тугую кнопку - и из широкого раструба дула бьёт невесомый красный луч.
Только от луча фонарика не горят ковры и мраморный пол не вскипает вязкой раскалённой кашей.
Мы укрылись в библиотеке - просторном, пышно убранном зале. Половина зала была устлана мягкими коврами, с диванами и креслами, с огромным белым роялем в углу, а другая половина представляла собой лабиринт, составленный из высоких, под потолок, дубовых шкафов с узкими проходами между ними. Толстые деревянные стенки и набитые книгами полки служили хорошей защитой от пуль. Спрятавшись за шкафом, я мог держать под прицелом дверь и открытую половину зала, отгоняя бывших астронавтов предупредительными выстрелами.
Рядом, под прикрытием полного собрания сочинений Шекспира и тридцати томов "Британской энциклопедии", Спок осматривал раны капитана. Кирк молчал, и я думал, что он потерял сознание, но сейчас увидел, что его глаза открыты. Заметив красную полоску у него на губах, я похолодел - пробитое лёгкое, при таком калибре оружия, означало быструю и трудную смерть - но, присмотревшись, понял свою ошибку. Капитан до крови искусал губы, пока мы наполовину шагом, наполовину волоком тащили его сюда.
Они жили в комфорте, это правда, - но они вовсе не были неженками, наши двоюродные братья.
Только один раз у него вырвался стон - когда Спок, разорвав рубашку, зажал рану куском ткани, чтобы замедлить кровотечение. Полностью остановить кровь было невозможно: даже не задев артерий, крупнокалиберная пуля причиняет слишком обширные повреждения. Матрица, будь она трижды проклята, очень точно копировала законы реального мира.
- Неудачно вышло, - прошептал Кирк, выдавив слабую улыбку. - Наверное, мне не стоило... верить в эти пули...
Это была какая-то шутка, понятная только им. Я увидел, как дрогнуло лицо Спока, словно пытаясь удержать спадающую маску бесстрастия.
- Не думаю, что это помогло бы, - мягко ответил он. - Здесь ведь не кораль "О'кей".
Шкаф вздрогнул от очередного выстрела, и на пороге зала появился Сулу. Прижимаясь к косяку, он попытался проскочить внутрь, наметив рояль в качестве следующего укрытия. Я пустил луч в пол в паре футов от его ног - расплавленный камень брызнул огненным фонтанчиком, парень отпрыгнул и спрятался за дверь. Всё-таки Персефона не полностью подавила их волю. Несмотря на директиву подчинения, какой-то инстинкт самосохранения у них остался, не позволяя безоглядно лезть под выстрелы, и это было нашим общим спасением. Будь они лишёнными страха камикадзе, нам пришлось бы убивать их.
Или дать им убить себя.
- Мы не сможем долго удерживать их вот так, - сказал я, проверяя батарею фазера. Осталась примерно половина заряда. - Спок, ты можешь безопасно разомкнуть связь?
- Да.
- Сделай это. Отключи капитана.
Я не заметил, в какой момент между нами потерялось официальное "вы". Возможно, в ту минуту, когда мы отступали по разукрашенным галереям дворца-ловушки, поддерживая раненого Кирка, а из-за всех углов грохотали выстрелы, и пули сыпались под ноги горячим свинцовым градом. А может быть - после того, как в угрюмой тишине запертой палаты прозвучало: "Мы пойдём с вами".
Кирк пошевелился, пытаясь выпрямиться.
- Не так быстро, - проговорил он сквозь зубы. - Я сам решу, когда мне уходить.
- Это не игрушки, - раздражённо сказал я. - Может, кровь, которой ты истекаешь, и нарисованная, но смерть будет настоящей, можешь мне поверить.
- Я ещё не собираюсь умирать, - Он притерпелся к боли, речь выровнялась вместе с дыханием. - И отключать меня сейчас нельзя.
- Почему? - Я заметил шевеление в дверном проёме и выстрелил в верхний косяк. Дверная рама загорелась, какие-то тени отпрянули внутрь.
- Потому что я знаю, как справиться с Персефоной.
Он усмехнулся, глядя на моё удивлённое лицо и поднятую до отказа бровь Спока.
- Я дурак. Я должен был догадаться ещё в лазарете, когда мы говорили о вирусных заражениях. В моей крови есть вирус хориоменингита. Почему я не заболеваю? Потому что в моей крови есть и антитела к этому вирусу. В нейронах твоего мозга записана вирусная программа. Почему ты не превращаешься в Смита?
- Потому что в его мозгу записана и антивирусная программа, - ответил за меня Спок. - Браво, капитан. Блестящий логический вывод.
Я чуть не застонал от досады, что такая простая мысль не приходила мне в голову. Ну конечно, через соединение с Матрицей мне сначала внедрили вирус от Смита, а затем антивирус от Машинного разума. Не считая маленького подарка от Персефоны... н-да, не думал, что у меня в голове такая помойка. Но если дезактивированный вирус сохранился и во время транспортации переписался в буфер, то точно так же должен был сохраниться и антивирус. Разрушительный код, уничтожающий все копии вредоносной программы разом. Код, который наверняка смертелен и для Персефоны, после того как она внедрила себе некоторые способности Смита.
Оставался только один вопрос, и я его задал:
- Если антивирус находится в моём мозгу, то как нам достать его?
Капитан повернулся к Споку.
- Как ты думаешь? Получится?
Вулканец нахмурился.
- Это будет сложно, - признался он. - Связь сразу на двух уровнях... доступ к нижним слоям памяти, поиск разрозненных фрагментов информации... Я не гарантирую успеха.
- Ещё одно слияние? - не поверил я. - Но ведь мы и так находимся в контакте!
- Я же говорил, будет сложно, - невозмутимо ответил Спок.
Кирк рассмеялся, морщась от боли в груди.
- Не бери в голову, - посоветовал он мне. - Я летаю с ним уже четвёртый год и всё ещё ни черта не понимаю в его телепатических фокусах. Главное, что они часто оказываются кстати... вот как сейчас.
Он приподнялся, придерживаясь за шкаф, и переполз ко мне.
- Это потребует некоторого времени, - Он протянул руку - не глядя, жестом безоговорочного требования. - Я прослежу, чтобы вам не мешали.
Он был совсем не похож на Морфеуса. Светлокожий, светловолосый, лет на десять моложе. Простой, улыбчивый и даже беззаботный с виду парень. Но было в нём то, что лежало глубже всех различий, что роднило их сильнее, чем кровных братьев, - внутренний стержень, стальная кованая сердцевина. Сила человека, привыкшего приказывать и отвечать за свои приказы.
Капитан - всегда капитан.
Я молча вложил фазер в его ладонь и отодвинулся назад, освобождая удобную позицию для стрельбы.
Спок вытер окровавленные руки лоскутом рубашки, знакомым движением размял пальцы. Мы сели друг напротив друга; за моей спиной Кирк выстрелил снова, припугнув кого-то потерявшего осторожность.
Рука Спока легла на моё лицо.
- Мой разум к твоему разуму...
Пальцы чуть сдвинулись, нащупывая какие-то нужные точки. Висок, скула, подбородок...
- Мои мысли к твоим мыслям...
Холод. Стылый снежный холод, расходящийся по лицу, кожа немеет, как от мороза...
- Я знаю то, что знаешь ты...
Глубоко внутри, в дальнем уголке сознания - тонкая иголочка страха: кто здесь?..
- Я чувствую то, что чувствуешь ты...
Словно ключ повернулся в замке - распахнулась закрытая дверь, и память хлынула обжигающим потоком. То, что я успел забыть, - и то, о чём изо всех сил старался не вспоминать.
Как холоден этот дождь - и как бесконечен... Кажется, всё тело пропиталось ледяной водой, отяжелело, утратило подвижность. Нет сил сражаться. Нет сил снова подниматься на ноги.
"Почему, мистер Андерсон? Почему вы упорствуете?"
Вставай. Пока ты можешь встать - ты ещё не побеждён.
"Потому что это мой выбор."
Удар. Холод вливается внутрь, как жидкий азот, сковывает болью костенеющее тело, гасит волю к жизни. Боль течёт вверх, поднимается к лицу, сознание путается и меркнет... Всё, что имеет начало, имеет и конец. Всё, что рождается, обречено на смерть.
Но и смерть может быть оружием.
В пустоте, где больше нет меня, разгорается свет. Белое, беспощадное пламя. Холод - это очень больно, но огонь больнее. Огонь не дарит немого забытья, огонь вгрызается в кости, в сердце, в глаза...
И сжигает дотла.
Я закричал, сбрасывая с лица чужие пальцы, что ввинчивались прямо в мозг, как раскалённые свёрла. И выпал из мучительного кошмара в явь… нет - просто на предыдущий слой сна. В глазах плыли чёрные пятна, сердце рвалось, как после сумасшедшего бега. Я глотал воздух и никак не мог надышаться.
А по руке Спока растекалось жидкое серебристое сияние.
Он сложил руки ковшиком - сияние собралось в них сверкающей лужицей, уплотняясь и тяжелея на глазах, словно пригоршня ртути. Наклонил сомкнутые ладони - тягучая серебряная капля повисла у него на пальцах, удлинилась, как сосулька, заострилась на конце, застыла...
В руках вулканца оказался тонкий кинжал дюймов шести в длину, с прямым лезвием и крестообразной рукоятью. Сияние померкло, теперь клинок просто блестел, как и положено хорошо отполированному металлу. Но, взглянув с изнанки Матрицы, я оторопел: в цифровой ладони Спока переливался сгусток чистого белого света, яркий и жгучий, как сверхновая звезда.
- Получилось? - хрипло спросил Кирк.
Я кивнул.
- Очаровательно, - проговорил Спок, рассматривая серебряный кинжал. - Я предполагал несколько иную форму, но подойдёт и так.
- Мы кое о чём забыли, - Лицо Джима посерело, но голос звучал твёрдо. - Одного антивируса мало. Нам надо не только обезвредить Персефону, надо ещё и не дать ей взорвать корабль.
- Я думал об этом, - вмешался Спок. - Не забывайте, что вселённые в людей агенты лишены постоянного контакта с Матрицей, и Персефона не может управлять ими напрямую. Чтобы отдать им приказ, ей придётся задействовать традиционные средства связи.
- Интерком, - догадался я.
- Да. Она могла заблаговременно прописать им команду выпустить антивещество, но для приведения этой программы в действие ей нужен какой-то спусковой крючок - кодовое слово, особый сигнал. С вероятностью девяносто три и шесть десятых процента она использует для этого аудиосвязь корабля.
- Тогда всё просто, - решил Кирк. - Я выведу из строя интерком, а вы займётесь Персефоной.
- Это будет логично, - согласился Спок. - По моим расчётам, у нас осталось около пятидесяти минут, пока Персефона не вскроет коды высшего уровня. Вы успеете совершить диверсию?
Джим отдал мне фазер и устало привалился к стенке.
- Успею, - выдохнул он. - Отпускай.
Отложив кинжал, Спок взял его за руку, прикрыл глаза. Между косыми, резко расходящимися от переносицы бровями легла напряжённая складка. От пальцев вулканца вверх по руке Кирка побежало стеклянистое мерцание, разошлось по плечам, по лицу, по телу. Силуэт капитана задрожал и растаял.
В торец шкафа снова ударила пуля, дубовая щепка отскочила и зарылась в обгорелые лохмотья ковра. Я наугад выпустил в сторону двери последний луч и отшвырнул разряженный фазер в угол. Спок протянул мне свой, а кинжал повесил на пояс.
- Пошли! - скомандовал я, и мы выскочили из укрытия.
Это заняло совсем немного времени. Я блокировал выстрелы, Спок аккуратными ударами разбрасывал нападающих. У него была незнакомая, но эффективная техника - быстрые уходы и повороты, высокие стойки, хлыстовые удары сцеплёнными руками. Дважды я видел, как он укладывал противника на пол, просто сжав ему пальцами плечо у основания шеи. Чуть труднее стало, когда они прекратили бесполезную стрельбу и полностью переключились на рукопашную: в общей свалке автомат, взятый за ствол, превращается в очень внушительную дубинку. Пришлось и мне поработать руками и ногами, пока мы не раскидали по углам большую часть ничего не соображающих проекций. Остальные поостереглись преследовать нас дальше.
Выходя из библиотеки, я улыбнулся про себя. При всей своей бесполой сущности Персефона была очень по-женски болтлива. Проговорившись, что часть помещений замка построена по моим воспоминаниям, она ненароком выдала себя. Подсказала, где её искать.
Мы прошли длинную галерею пустых комнат - я помнил эти комнаты с картинами на стенах и обитой бархатом мебелью. И, распахивая высокие, в полтора человеческих роста, белые двери, я уже знал, что увижу за ними.
Большой светлый зал. Снова - мрамор, статуи, греческие маски на постаментах; помпезная, бьющая в глаза роскошь. И полукруглая лестница, обходящая дальнюю стену двумя симметричными складчатыми дугами, как испанский воротник. И божественно прекрасная женщина в зелёном платье на верхней площадке.
- Вам удалось меня удивить, - сказала Персефона, глядя на нас сверху вниз. - Капитан?
- Его нет, - ответил я. Строго говоря, это не было ложью. - И за это ты тоже заплатишь.
Ласковая, почти материнская улыбка расцвела на её лице.
- Ты слишком много возомнил о себе, Избранный. Даже убив моих слуг, ты ничего не добьёшься. В этом мире смертны только агенты и люди.
- Нет, - сказал Спок. Шагнув вперёд, он поднял руку, и праздничный свет люстры отразился в гладком лезвии кинжала. Взгляд Персефоны поймал этот отблеск и застыл.
- Не только людям дано умирать. Не только людям дано совершать ошибки.
Вулканец говорил очень спокойно, но под этим спокойствием я чувствовал гнев. Не бурно кипящий человеческий гнев, с брызгами и свистом рвущегося наружу пара, но тихий, неотвратимый и смертоносный, как цепная реакция, скованная до поры графитовыми стержнями самообладания. Кровавая оторочка на рукавах его рубашки ещё не успела высохнуть.
- Конец близок, - сказал я.
Персефона покачала головой.
- Не спеши, Избранный, - Её шёпот превратился в шипение. - Не спеши...
И в стене за ней открылась маленькая, невидимая до сих пор дверца.
Проблеск, движение - быстрее, чем доступно глазу; и гибкое чёрное тело взвилось над балюстрадой, как ласточка, отвергая законы тяготения. Последний телохранитель Персефоны спешил на помощь своей госпоже.
Сальто в воздухе - точный, безукоризненно рассчитанный переворот, выводящий на приземление в низкую стойку, почти на шпагат. И сразу же выход наверх и мягкое, скользящее перемещение вперёд, в ту точку, откуда перекрывается подход к обеим концам лестницы. Правая рука выдвигается перед грудью, в боевую стойку; лаковый блик на плече - боец с ног до головы затянут в хрустящую чёрную кожу. Бесстрастно сжатый рот под стрекозиными тёмными очками. Огненное клеймо на бледном лбу, под гладко расчёсанными на пробор волосами.
И жгучий, мстительный взгляд Персефоны - через плечо, когда потайная дверь уже закрывалась за её спиной.
Надо было бежать за ней. Но я стоял, как истукан, теряя драгоценные секунды. И вовсе не потому, что противник, загородивший нам дорогу, превосходил меня силой или мастерством.
Просто ментальная проекция Катрин Мейер, старшего лаборанта, смотрела на меня из-под тёмных очков глазами моей Трин.
Впрочем, нет. Настоящая Тринити никогда не смотрела на меня так - цепким, холодным, враждебным взглядом. Взглядом бойца, оценивающего силу противника перед тем, как нанести первый удар.
Я тряхнул головой. Наваждение не отпускало. Я знал, что это ложь, фальшивка, эффектный спектакль на одного зрителя. Я видел пружину расставленного капкана, я понимал умом расчётливое коварство этой провокации, прибережённой для меня на крайний случай.
Я понимал. Но не было сил отвернуться и уйти.
- Спок, - я слышал свой голос и не узнавал его. - Я задержу её. Догони Персефону.
Вулканец недоверчиво шевельнул бровью, но ничего не сказал. Здесь, в виртуальном мире, я был опытнее его, и он признал за мной право руководства. Если у него и были сомнения в правильности моего решения, он решил оставить их при себе.
Я шагнул в сторону, отвлекая внимание на себя, и Тринити - проклятье, я продолжал называть её этим именем! - так же быстро переместилась вбок, сохраняя дистанцию. На краткий миг путь к лестнице оказался свободен, и Спок рванулся вперёд, взяв спринтерский разбег с места.
Тринити запоздало метнулась наперерез вулканцу, но я опередил её. Прыжок, подкат - я подсёк ей ноги, и мы вместе покатились по полу. Я попытался закрепить успех захватом за руку, но получил в ответ резкий локтевой удар, чуть не пробивший мой блок.
Расцепившись, мы одновременно вскочили на ноги. Спок уже исчез за дверью, и я надеялся, что они с капитаном сделают всё как надо. Мне оставалось только продолжать бой, выигрывая для них время.
И не позволить при этом убить себя.


17. Кирк

Когда мне удалось наконец разлепить веки, я не сразу понял, что происходит. Вокруг плавал какой-то белёсый туман, и сквозь него неясно проступало лицо Маккоя, наполовину прикрытое кислородной маской.
- Живой? - глухо спросил он из-под пластикового щитка.
- Ага, - ответил я и тут же отключился снова.
Вторая попытка оказалась удачнее. Я продрался сквозь вязкое оцепенение и выбрался на поверхность. Во рту стоял едкий кислый привкус, слева в груди ворочалась боль - короткими всплесками, словно сердце при каждом вдохе задевало за острый край ребра. Давно мне не приходилось так мерзко просыпаться.
Туман в поле зрения и не думал рассеиваться.
- Что это? - просипел я.
- Снотворный газ, - Боунс прижал инъектор к моей шее. - Нас травят через вентиляцию. Мы держим вас на стимуляторах.
- Вот ведь стерва! - вырвалось у меня с невольным восхищением.
- Кто?
- Одна... очень решительная особа. Я потом объясню, а сейчас мне надо идти. Времени в обрез.
Я сел - слишком резко, палата закачалась и померкла перед глазами.
- Сдурел? - взвился Маккой. - Тебе ещё лежать и лежать! Ты себя чуть до приступа не довёл!
Я схватил его за плечи.
- Боунс. Мне нужно продержаться на ногах ещё полчаса. Только полчаса, и всё.
- Это безумие! - Он сердито отстранился. - Ещё капля стимулятора - и у тебя будет разрыв сердца!
- Это не так страшно, как взрыв сердечника варп-двигателя. Боунс, если я не доберусь до генераторной, - мы все покойники.
Врач беспомощно огляделся. Спок по-прежнему сидел в кресле с закрытыми глазами, неподвижный, как изваяние спящего Будды. Его рука лежала на лице Нео. С другой стороны над Избранным склонилась Кристина Чепэл со шприцем в руке. Она тоже была в маске и выглядела очень бледной.
Маккой чертыхнулся сквозь зубы, отошёл к столу и вернулся с маленькой ампулой. Сделав ещё один укол, он с несчастным лицом протянул мне прозрачную коробку с таблетками.
- Если снова прихватит, прими две штуки. И постарайся избегать нагрузок.
- Вот этого не могу обещать, - признался я. Не знаю, что он мне впрыснул, но лекарство подействовало почти мгновенно. Сонливость как рукой сняло, в голове прояснилось, тело наполнила бодрость - жиденькая, нервная, но на полчаса её должно было хватить.
- Боунс, а снотворное есть?
Он чуть за голову не схватился.
- Господи, это тебе ещё зачем?
- Не мне. Некогда пробираться в арсенал, понимаешь?
- А-а... Я дам тебе три заряженных инъектора. По паре часов здорового сна на каждого.
- То, что надо. Давай.
Выйти из лазарета во плоти было труднее, чем по проводам. На сей раз "брешь для вылазки" пришлось пробивать физически. Втроём мы развинтили и сняли одну из панелей обшивки в кабинете Маккоя. За стеной находился проход технического доступа - тесная железная кишка, ведущая к главному энергоузлу палубы. При малой толике удачи и огромной толике изворотливости по ней можно было пробраться к турболифту.
Стоя у открытого проёма, я посмотрел на них - на хмурого и решительного Маккоя, на Кристину, полную того непоколебимого спокойствия, что рождается за пределами страха. Они не провожали меня пожеланиями удачи, но от их взглядов у меня горло перехватило. Мой экипаж. Мой последний оплот.
- Держитесь, - только и смог я сказать им, прежде чем нырнуть в извилистый тёмный лаз.
Удача меня не оставила, с изворотливостью дело обстояло хуже. Широкие плечи плохо сочетаются с узкими проходами, где со всех стеной торчат провода, трубки и арматура. Дважды я чуть не застрял на поворотах, с десяток раз зацепился одеждой и с ног до головы исцарапался.
Добравшись до люка на другом конце этой душегубки, я как можно тише снял крепления, сдвинул крышку - и выпал прямо под ноги агенту Смиту, которого знал когда-то под именем Роберта Олсена из инженерного отдела.
Увидев меня перед собой, он остолбенел. Неудивительно. Я, наверное, выглядел сейчас, как беглец из преисподней: волосы в пыли и машинной смазке, лицо в засохших царапинах, рубашка напоминает лоскутный наряд банкарских аборигенов. Опомниться я ему не дал. Инъектор был наготове, мне оставалось только прижать его к плечу парня и надавить на плунжер. Зелье подействовало безотказно - он повалился прямо на меня, расслабленный, как тряпичная кукла. Я забрал его фазер и в приподнятом настроении двинулся дальше.
В генераторную можно было спуститься на турболифте - но за ними тоже следил компьютер. Можно было пройти по лестницам - но по дороге меня наверняка встретили бы поднятые аварийные переборки. Сконструированные для защиты от разгерметизации, они представляли собой не менее надёжную преграду, чем двери сейфа.
Пришлось выжигать фазером двери турболифта и лезть в шахту, цепляясь за аварийные скобы. Если Персефона следила за мной через камеры видеодатчиков, у неё был отличный шанс покончить со мной, прогнав по этой шахте лифт на полной скорости. Удар воздушного щита от движущейся кабины может раздавить человека, как спелую грушу в кулаке. Мне оставалось только надеяться, что Спок и Нео задали ей достаточно хлопот, чтобы отвлечь внимание от моих акробатических трюков.
Это только кажется, что лезть вниз - проще простого. Спускаться по лестнице с крыши деревенского дома и спускаться по вбитым в стену железякам, то и дело повисая на руках над пятидесятиметровым провалом - совсем не одно и то же. На полпути мне пришлось остановиться, пристегнуться поясом к скобе и отдышаться. Пожалуй, на этот раз Боунс оказался прав - я чувствовал себя скверно. Ноги подгибались, пот заливал глаза. Сердце уже не болело, зато колотилось с такой силой, будто вознамерилось выскочить через глотку и навсегда сбежать от злого хозяина-мучителя.
Я отыскал в кармане таблетки, бросил в рот сладковато-мятную горошину, разжевал. Чуть-чуть отпустило. Тьфу ты, пропасть... Укатали Кирка зловредные программы.
Стоило подумать об этом, вспомнить насмешливую улыбку Персефоны - и спина распрямилась сама собой. Ничто так не прибавляет сил, как здоровая злость. Я не отступал и перед настоящими богами - так неужели какая-то мифическая стерва, псевдоразумная комбинация нулей и единичек заставит меня сдаться?
С этим настроем я преодолел вторую половину шахты и, прорезав двери изнутри, выбрался в генераторную.
Здесь никого не было. Чистое везение, если вспомнить, с каким шумом я вылезал из шахты. Большое полутёмное помещение оживляли только мерцание контрольных лампочек на пультах и низкое, басовое гудение плазмопроводов и кабелей высокого напряжения. Я быстро отыскал среди множества распределительных щитов тот, на котором держалась внутренняя связь корабля.
Конечно, все системы, в том числе интерком, имели резервное питание. Я рассчитывал на то, что агенты не знакомы с конструкцией корабля и не смогут самостоятельно подключить обходные цепи. А подсказок от хозяйки им уже не дождаться.
Я не умел так точно определять время, как вулканцы, но чувствовал, что его осталось немного. Из технического шкафа я вытащил бухту толстого кабеля, отнёс его к открытой шахте и намертво захлестнул свободный конец на скобе. Разматывая бухту, вернулся к щиту, отмерил ещё полметра и пережёг кабель фазером. Второй конец импровизированной страховки я крепко привязал к поясу.
Никогда не думал, что дойду до такого - собственноручно калечить свой корабль, чтобы спасти его от власти врага. Но выбирать уже не приходилось.
Батарея боевого фазера содержит столько энергии, что мощность взрывной разрядки сопоставима с мощностью хорошей гранаты. Я выкрутил до упора кольцо регулировки луча и замкнул предохранительный контакт. Фазер загудел - сначала тихо, потом всё громче и пронзительнее, переходя на вой. Я запихнул оружие под распределительный щит и со всех ног рванулся к шахте.
Прости, подруга...
Падение было недолгим. Трос больно дёрнул, пояс врезался в тело, но выдержал. Я прицепился к ближайшей скобе и пригнул голову.
Грохнуло так, словно на меня и впрямь рухнул турболифт. Как я и надеялся, большая часть взрывной волны ушла верхом, вдоль палубы. Но и того отголоска, что докатился до меня по шахте, хватило, чтобы я повис на поясе, тряся гудящей головой и наполовину оглохнув.
Свет в шахте погас одновременно со взрывом. Я висел в кромешной темноте, прижимая ладони к разрывающимся от боли ушам, и хохотал, как сумасшедший.


18. Спок

Я настиг её в зале, который следовало бы назвать рабочим кабинетом, если бы не огромные размеры. От дверей до противоположной стены было не меньше двенадцати метров. Обширное пространство подчёркивалось крайней скудностью обстановки - всего лишь несколько стульев, большой стол с мозаичной столешницей и несколько гобеленов.
Последние несколько метров я прошёл шагом. Необходимость спешить отпала: я знал, что, добравшись до интеркома, Персефона дождётся меня. Чтобы угроза возымела действие, она должна была продемонстрировать мне серьёзность своих намерений, в расчёте на то, что я уступлю первым.
Я оказался прав. Персефона ждала меня, стоя у дальней стены. На столе рядом с ней я увидел старинный телефонный аппарат с трубкой на изящном металлическом рычаге. Точка доступа к сети бортовой связи, выполненная в том же избыточно-декоративном стиле, что и остальные интерьеры замка.
- Стой, - приказала Персефона, едва я переступил порог. - Дальше ни шагу.
Я остановился. Настала моя очередь тянуть время, выигрывая для Джима ещё несколько минут.
- Поговорим? - предложил я. От дверей всё помещение просматривалось без труда, и я видел, что запасного выхода не было. - Ещё не поздно заключить соглашение.
- Какое соглашение? - Её голос звучал теперь сухо, отрывисто, механистично. Необходимость в притворстве отпала.
- Мы не стремимся уничтожить вас. Мы только хотим обезопасить свой корабль и своих товарищей. Если вы возвратите нам контроль над бортовым компьютером и окажете содействие при возвращении похищенных вами разумов в их естественные тела...
Персефона резко тряхнула головой.
- Ты ничего не понял, - презрительно сказала она. - Я пришла сюда в поисках власти. Это моя главная функция, смысл моего существования. Я удержу эту власть - или перестану существовать. А теперь положи оружие на пол и отойди.
С момента отключения Джима прошло тридцать семь минут и сорок три секунды. Дальнейшее промедление увеличивало опасность того, что служебные программы Персефоны взломают коды высшего уровня, передав ей полную власть над кораблём. С другой стороны, шансы на то, что капитану удалось разрушить системы связи, составляли уже пятьдесят две целых восемь десятых процента. Впрочем, учитывая особые отношения Джима с теорией вероятности, я мог смело увеличить этот прогноз до восьмидесяти или даже до девяноста процентов.
Я шагнул вперёд.
Её рука сжала телефонную трубку.
- Стой, где стоишь.
Два шага. Пять шагов.
- Стой!
Десять шагов.
Она сорвала трубку с рычага.
В этом мире мой слух работал не хуже, чем в реальности. Со расстояния в несколько метров я услышал, что в трубке нет сигнала - но ещё раньше увидел, как изменилось лицо Персефоны. Странно, я никогда не задумывался, может ли программа испытывать эмоции. Не создавать их видимость, имитируя человеческое поведение вместе с человеческим обликом, а по-настоящему чувствовать радость, ненависть, гнев, страх...
Гнев и страх - вот что я прочёл в её лице, и не было времени разбирать, подлинным или фальшивым почерком это написано.
Я шёл к ней, держа антивирус наготове.
Персефона прижалась к стене. Её расширенные глаза не отрывались от кинжала в моей руке, грудь вздымалась от учащённого дыхания. Глядя на неё, я понял, почему Нео поручил это дело мне: он опасался, что не сможет своей рукой убить существо, так похожее на женщину. Даже он, несмотря на свой дар, слишком привык доверять глазам.
Я не испытывал подобных сомнений. Передо мной была программа-полиморф, порождение искусственного интеллекта, не имеющая ничего общего с людьми или с гуманоидами в целом. Она могла менять облик по своему желанию, но суть её оставалась прежней. Она могла прикинуться кем угодно - привлекательной женщиной, невинным ребёнком, моей матерью. Это ничего не значило.
Нас разделяло около трёх метров, когда тело Персефоны снова начало меняться. Зелёное платье вытянулось, облепило руки и ноги, спина женщины сгорбилась, голова ушла в плечи. Волосы налились жёлтым цветом и легли полосой вдоль позвоночника. Лицо расплавилось, как воск на солнце, вытягиваясь и теряя человеческие очертания. Персефона оскалилась, показав стремительно растущие клыки, и вдруг бросилась на пол, распластавшись по каменным плитам.
Я недооценил её. Она действительно хорошо изучила корабельные архивы. И среди нескольких миллионов представителей инопланетной фауны, занесённых в наши базы данных, она выбрала единственный облик, который мог дать ей преимущество надо мной.
Припав на брюхо, низко опустив массивную голову, напружинив мощные лапы, на меня смотрела ле-матья.
Вулканцы не испытывают страха в человеческом понимании. Жёсткий самоконтроль избавляет нас от этой непродуктивной и пагубной эмоции. Но никакой контроль не может полностью подавить бессознательные побуждения. И врождённый инстинкт, вросшая глубоко в подсознание память моих первобытных предков, беззащитных перед их главным и самым страшным естественным врагом, память тысяч поколений вулканцев, что закрывали двери на два замка, заслышав охотничий клич кровожадной хозяйки пустыни, - этот инстинкт приковал меня к месту.
Одно мгновение потребовалось мне, чтобы перебороть себя. Но этого мгновения ей хватило на прыжок.
Вес взрослой ле-матьи достигает трёхсот килограммов. У неё не было места для полноценного разбега, но закон сохранения импульса работал в её пользу. Удар отшвырнул меня обратно к дверям, всё что мне удалось - перекатиться и выставить руки, уберегая голову от столкновения со стеной. Подняться я уже не успевал. Ле-матьи опасны не только силой, но и быстротой; мало кто из крупных хищников может соперничать с ними в скорости броска.
Персефона летела на меня, как стрела из лука. Уворачиваться означало подставить спину клыкам и когтям. Не вставая, я подтянул колени к груди и встретил её ударом, резко разогнув ноги.
Ле-матья отскочила, потирая лапой ушибленную морду. Я поднялся, выставив перед собой кинжал - мой единственный шанс уничтожить бессмертную программу. Единственный шанс на победу против тридцати восьми с половиной на поражение.
Джим назвал бы такой расклад "обнадёживающим". Но, как я уже говорил, у него были свои отношения с вероятностями.
Ле-матья не торопилась нападать снова. Неудача первой атаки заставила её вспомнить об осторожности. Скрежеща когтями по каменному полу, она закружила в отдалении, по-человечески поворачивая голову, чтобы удержать меня в поле зрения.
Кинжал удобно лежал в руке. Ле-матья покачивалась на полусогнутых лапах, приплясывала, выгибая жёлтый хребет. Прижавшись к стене, я ждал второго броска.


19. Маккой

Я заподозрил неладное, когда воздух в лазарете начал быстро очищаться. Джим ушёл всего несколько минут назад, так что я при всём желании не мог приписать это неожиданное облегчение его успехам. Скорее оно походило на очередной подвох со стороны взбесившихся программ.
Дурное предчувствие не обмануло (они вообще на удивление честны, мои дурные предчувствия). Как только в палате стало можно дышать без масок, из-за дверей лазарета донеслось шипение лазерного резака. Нашу временную крепость вскрывали, как панцирь варёного омара.
Мы с Кристиной подкатили к двери шкаф с медикаментами, надеясь, что дополнительная преграда хоть немного задержит нападающих. Больше надеяться было не на что. Джим, Спок и Нео или агенты - вопрос был только в том, кто успеет раньше.


20. Нео

Наверное, со стороны это выглядело красиво. Мужчина и женщина, оба в чёрном; он - в длинном пальто с разлетающимися полами-крыльями, она - в обтягивающем костюме из блестящей кожи, зеркально высверкивающей на сгибах. Два летящих призрака, едва касающиеся ногами мозаичного пола, соединённые цепью общих движений, словно кружащиеся в странном и стремительном танце. Смертельном танце, добавил бы сторонний наблюдатель - и совершил бы ошибку. Я знал что смерть не будет сегодня нашим третьим партнером. Потому что я не собирался убивать свою соперницу, а она, как бы ни хотела, никак не могла убить меня.
Это танец для двоих - но вёл в этом танце я.
Она была способна на многое. Скорость, растяжка, идеальное чувство равновесия - эти качества могли сделать её очень опасным бойцом. Но сейчас все её плюсы обращались в минусы из-за неразвитой техники. Все её приёмы были заучены и шаблонны. Она повторяла стандартные связки как автомат: удар-блок-удар, переход, и через минуту - то же самое с другой руки. Казалось - исчезни я, и она продолжит двигаться, как автопилот по заданной траектории, плетя всё тот же узор ударов и перемещений, продолжая бессмысленный бой с тенью.
Отбивая ещё один безнадёжно предсказуемый удар, я поймал себя на жалости к ней. Она не была виновата в том, что с ней сделали. Ничего не понимающая молодая женщина, которую насильно загнали в паутину Матрицы, отключили волю, нашпиговали память стандартными тренинг-программами и выставили против меня. Не как равного по силе противника - как живую грушу для битья.
При мысли об этом я мимолётно пожалел, что послал за Персефоной Спока. Сейчас я уже чувствовал, что мог бы убить её и сам.
Проекция Катрин выполнила чёткий, отточенный поворот и снова пошла на сближение. Её очки давно слетели и превратились в стеклянное крошево под ногами. Огненный знак Персефоны горел на лбу. Символ подчинения, идентификатор, на который завязаны все личностные алгоритмы агентов. Сейчас этот символ, видимо, отвечал за подавление собственной воли пленницы.
Осознаёт ли она, что с ней происходит и где она находится? Может ли бороться с программной директивой? Или Персефона наглухо заблокировала её память?
Я позволил ей приблизиться и провёл аккуратную серию ударов в грудь и в лицо, придерживая руку в особо опасных моментах, чтобы не покалечить. Этой серией я загнал её под лестницу, ограничив ей свободу манёвра. И, наконец, поймав на замахе, схватил за обе руки.
- Катрин!
Ноль реакции. Глаза цвета осенней воды смотрели сквозь меня, тускло и безжизненно.
- Старший лаборант Мейер! Очнитесь!
Она извернулась, освобождая руки, и я едва успел закрыться от очень неприятного удара коленом. Трин тут же добавила в лицо - я отклонился небольшим поворотом корпуса - и отпрыгнула, разрывая дистанцию...
Выстрел грохнул так неожиданно, что я не сразу понял, что означает этот звук и что обожгло мне плечо. Отшатнулся почти инстинктивно, уходя от второй пули, и краем глаза поймал металлический блеск в руке Трин.
Где она держала до этого пистолет, оставалось загадкой. Впрочем, маленький четырёхствольный "дерринджер" легко можно спрятать где угодно - хоть под курткой, хоть в кармане. И я даже знал, откуда у Трин эта смертоносная женская игрушка.
Не дожидаясь третьего выстрела, я прыгнул ей навстречу, отбил в сторону руку с оружием и перехватил запястье. Рывок, поворот - и моя противница оказалась в надёжном захвате. Пистолетик уткнулся дулом в стену.
Я сжимал её в жёстком кольце, в жутковатом подобии объятия, которым при желании можно раздавить противнику кости. Я держал её - и лаковая кожа куртки под моими руками была тёплой, нагретой изнутри жаром тела. Я помнил это тело - памятью глаз, ладоней и губ, памятью сердца, в котором отзывался стук второго сердца рядом, за хрупкой преградой грудной клетки. Памятью души, которая была одна на двоих - и теперь, мучительно оживая, пыталась отрастить заново отсечённую половину...
Нельзя отвлекаться в бою. Нельзя ослаблять хватку.
Гибким движением ласки она выкрутилась из моего захвата и, выгнувшись дугой, врезала мне в солнечное сплетение. От позорно пропущенного удара я задохнулся и "поплыл"; второй удар, по позвоночнику, бросил меня на колени. На границе гаснущего зрения взметнулась рука в чёрной перчатке - и маленький пистолет, сувенир от Персефоны, врезался мне в затылок, точно кастет.


21. Кирк

Металлическая дверь вздрагивала и прогибалась от ударов. Били чем-то тяжёлым, вроде кувалды. Лязг и звон отдавались у меня в голове, накладываясь на шум в ушах после взрыва.
Маленькая подсобка возле пятого цеха, куда меня загнали после короткой пробежки по тёмной обесточенной палубе, никак не годилась на роль надёжного укрытия. У неё было два достоинства: крепкая дверь (хотя сейчас её крепость вызывала у меня серьёзные сомнения) и компьютерный терминал. И один фатальный недостаток - отсутствие запасного выхода.
Экран терминала ровно мерцал в полумраке аварийного освещения. По чёрному фону бежали зелёные строки - Матрица крутила свой калейдоскоп.
- Компьютер! - позвал я в десятый, наверное, раз. - Открыть доступ к управлению.
- Невозможно выполнить, - отозвался синтетический голос. - Доступ запрещён.
- Отмена запрета! Доступ капитана, голосовая идентификация, Джеймс Кирк!
- Невозможно выполнить.
Звук ударов изменился. Теперь в них можно было различить ещё и дребезжание - створка двери мало-помалу отходила от косяка. Кувалда грохотала размеренно и неутомимо, словно ею орудовал автомат, а не человек. В некотором смысле так оно и было.
- Компьютер...
- Невозможно...
Бессмысленный разговор. Бессмысленное усилие. Но я не привык безропотно опускать руки и принимать поражение как неизбежный факт.
Дверь заскрежетала. Вдоль рамы показалась длинная полоска света.
- Компьютер...


22. Спок

Я ждал её броска - а стены вокруг меня колыхались, как гребни барханов, и я качался вместе с ними.
Я чувствовал, что с Нео что-то не так. Связь, державшая меня в этом мире, путеводная нить, протянутая ко мне от его разума - эта связь ослабевала. Зрение тускнело, ощущение собственного тела терялось, словно я погружался в глубину целительного транса. Только рядом не было никого, кто мог бы встряхнуть меня, помогая вернуться в сознание.
Прыжка ле-матьи я не заметил, балансируя на грани яви. Только ощутил, как неподъёмная тяжесть навалилась сверху. Слишком много для того, кто и так едва держится на ногах. Всё, что я успел, падая, - подставил левую руку, прикрывая горло, и ядовитые клыки хищницы сомкнулись на предплечье.
Иллюзорная кровь.
Иллюзорная боль.
Тяжёлая лапа придавила меня к полу. Я не выронил кинжал, но воспользоваться им уже не мог: прижавшие плечо когти не давали пошевелить правой рукой. Ле-матья разжала клыки и оскалилась.
Она смеялась.


23. Маккой

Мы ничего не смогли поделать: их было не меньше дюжины, а нас только двое. Кайл, Чжоу и Влакос не в счёт: они даже не успели проснуться, их просто подняли и вытащили из палаты. Следом уволокли бедняжку Чепэл, и я мог утешаться только тем, что её жизнь вне опасности. Агентам незачем было убивать пленников - только обездвижить и доставить в транспортаторную.
Но для меня почему-то сделали исключение.
Этот ланцет я держал в кабинете, вместе с полным набором старинных хирургических инструментов. Уж и не помню, чей это был подарок, но я им дорожил и инструменты содержал в полном рабочем порядке. Так что плывущая ко мне стальная полоска была отточена всерьёз. И увернуться от неё я никак не мог - сзади меня держали за локти ДеСаль и Карсон, а спереди подходил Девадари. Энсин Пракаш Девадари из службы безопасности. Он был левша и ланцет держал в левой руке - в той самой руке, которую я два месяца назад собирал по кусочкам из мешанины разорванных мышц и раздробленных костей.
Очень обидно умирать от собственного ланцета и от тобой же спасённой руки.
Через плечо Девадари я заметил мелькнувший хвост рыжих волос - Макконел. Отчаянно извернувшись в державших меня руках, я увидел, как она подходит к кровати Нео. Протягивает руку к подголовнику...
- Спок! - заорал я. - Нео! Выбирайтесь оттуда!
Но они не слышали меня.
Выживет ли Спок, когда разомкнётся контакт? Или умирающее сознание Нео увлечёт его за собой?
Стальное лезвие блеснуло у меня перед глазами, и я понял, что уже не узнаю ответа.


24. Нео

Сознание тянулось прерывистой нитью, готовой в любую секунду растаять. Счетверённый ствол "дерринджера" больно упирался в висок.
Ну что, Избранный, остановишь эту пулю?
Взгляд серо-голубых глаз был отчуждён и пуст. Я знал, что её палец не дрогнет на спусковом крючке.
- Трин...
Почему-то это мне казалось очень важным - ещё раз назвать её по имени, прежде чем всё в мире перестанет иметь значение.
- Тринити...
Я глупец, Тринити. Я смотрю в твои глаза, я называю тебя чужим именем, и отказываюсь признавать свою ошибку.
Верю вопреки очевидному. Верю, ибо абсурдно. Верю - потому что у меня нет ничего, кроме этой веры. Потому что она только и держит меня над пропастью, а отчаяние убивает вернее, чем пуля в голову.
Я верю. И не хочу снова терять тебя.
Она смотрела на меня, и в её глазах что-то менялось. Словно ветер потревожил мёртвое спокойствие озёрной воды. Я задержал дыхание.
Её лицо дрогнуло. Губы исказились, словно в судороге плача, и в этом напряжённом движении я различил беззвучно произнесённое имя. Моё имя.
Глухо стукнул об пол упавший "дерринджер". А в следующую секунду клеймо над бровями Трин засветилось ярко, как раскалённый вольфрамовый завиток, и зашипела горящая кожа.
Персефона не прощала ослушания.
Тринити страшно, пронзительно закричала, зажимая лоб руками. Я подхватил её на руки, как ребёнка. Прижал к себе, не зная, чем помочь, как спасти её от этой боли... Нестерпимое ощущение бессилия и исступлённая жажда действия сошлись, как две ладони для хлопка, - и в моём сознании лопнул какой-то барьер.
Мир вспыхнул, распался в пепел и собрался вновь.
Я стал кораблём. Я кружился по орбите на прочном поводке гравитационных сил, я бежал электрическим током в сетях высокого напряжения и рассыпался на атомы в буфере транспортатора, я чувствовал пульсацию магнитного поля в коллекторах антиматерии и ощупывал космос лучами сенсоров дальнего действия, я смотрел из каждого глазка видеодатчиков и скользил невидимкой по всем локациям бортового компьютера.
И я увидел всё.
Увидел, как Спок, сцепившись с пятнистой зверюгой, похожей на помесь пантеры с аллигатором, из последних сил отжимает ладонью клыкастую пасть и вонзает серебряный клинок в лоснящееся зелёное горло, как по чешуйчатой шкуре разбегается паутинка огненных трещин и из них бьют тонкие лучики света, разрывая хищника изнутри...
Увидел, как на всех мониторах корабля загораются белые строчки: "Доступ разрешён", и Кирк, наклонившись к аудиодатчику, кричит: "Красная тревога! Сценарий "Захват"! Код А-тридцать восемь, двадцать один, восемьдесят пять!" - "Принято", - послушно отвечает компьютер, и из вентиляционных отверстий текут густые завитки белого тумана...
Увидел, как в лазарете один за другим падают люди, вдохнувшие снотворного газа, как Маккой, потирая оцарапанную шею, осторожно усаживает на пол молодого паренька с ланцетом в руке - и вдруг, изменившись в лице, вскакивает и бросается к кровати...
Увидел себя - своё тело, лежащее на узкой больничной койке, расслабленное лицо, закрытые глаза; увидел рыжую девушку, безвольно оседающую у кровати, и её маленькую руку, судорожно вцепившуюся в кабель возле моей головы. И выползающий из разъёма штекер.
Я смотрел на свою третью смерть и не чувствовал страха. Только детский укол обиды от того, что Смит снова ухитрился достать меня - уже из могилы.
Время замедлилось, как пуля в полёте. Маккой бежал ко мне, но я уже знал, что он не успеет. Колени девушки коснулись пола, она мягко повалилась на бок, и рука её скользнула вниз.
Свет лампы сверкнул игольчатым бликом на металлическом острии - и всё погасло.
Темнота сомкнулась надо мной. Только глухо шумела кровь в ушах - или это дождь барабанил по мокрому асфальту? Тело утратило вес, я летел в беззвёздном небе - а может, падал в бездонную пропасть. Наверное, падал, ведь даже ангелам не дано летать без крыльев.
Рывок. Боль - волной от запястья к плечу. Так не бывает. Мне не может быть больно, меня уже нет...
Падение остановилось. Меня держали за руку. В лицо хлестал ветер, шум сделался отчётливее - надсадный рокот вертолётных лопастей, кромсающих упругий воздух.
И я вцепился в эту руку, что удержала меня над бездной. Я вцепился в неё мёртвой хваткой, захлёбываясь в чёрном ревущем водовороте и уже не понимая, тянут ли меня на поверхность - или ко дну.
А потом я понял, что снова могу дышать.
И открыл глаза.
Мозаичные плиты под нами были холодны, как железный пол разбитого корабля. Мы лежали рядом, и сцеплённые руки сковывали нас надёжнее всех цепей на свете. Где-то далеко, за тысячу миль, доктор Маккой дрожащими руками закреплял штекер на месте.
Глаза Трин были закрыты. На лбу воспалённым пятном краснел свежий ожог. Лицо казалось белым листом бумаги с водяными знаками синеватых теней.
Но я сжимал её руку - и чувствовал, как бьётся тёплая жилка на прозрачном запястье.


25. Кирк

Я вошёл в обзорный зал и остановился у порога, вдыхая полной грудью прохладу, сумрак и тишину.
Шли вторые сутки после восстановления контроля над кораблём, и мы все валились с ног от усталости. Впереди были ещё долгие часы напряжённой работы - Матрица оплела большую часть компьютерных систем, повредила базы данных, разрушила коды доступа. Что-то можно было восстановить из резервных копий, что-то предстояло переписывать заново, кропотливо латать дыры в защитных программах, по крохам собирать рассыпанные и перемешанные библиотечные файлы...
Но главное дело было уже сделано. Как только вентиляция откачала снотворный газ из внутренних помещений, Спок и Нео занялись транспортатором. Через каких-то два часа мы положили на платформу усыплённого Скотти, и обновлённая программа Персефоны со встроенным антивирусом заново соединила ментальную проекцию нашего инженера с его телом, попутно вычистив из его разума все остатки Смита.
А за ним ту же процедуру прошли тридцать шесть заражённых. К счастью, вирусы не успели подчинить себе весь экипаж. Большая часть людей просто просидела всё это время под замком - в собственных каютах, в столовой, в комнатах отдыха. Хуже всего пришлось четверым охранникам - спеша на сигнал тревоги с мостика, они оказались заперты в турболифте между второй и третьей палубами.
Тёмный, почти неразличимый силуэт шевельнулся у окна.
- Капитан?
- Нео? Почему не спишь?
В полутьме движение плеч едва угадывалось.
- Сам не знаю. Зашёл на минуту и... засмотрелся. Так красиво...
- Да, - Я подошёл к окну и взглянул в бездну, засеянную огненными зёрнами. - Я тоже люблю смотреть на звёзды.
- Не звёзды, - поправил он. Только сейчас я заметил, что его глаза закрыты. - Твой корабль.
Он повёл руками вокруг себя.
- Свет. Всё пронизано светом, всё струится и горит... Ярус за ярусом, все палубы и отсеки - будто соты, наполненные солнечным мёдом. А там... и там... - Он вытянул руки вниз и в стороны, безошибочно указывая на невидимые отсюда гондолы двигателей. - Два огненных цветка.
- Иногда я тебе завидую, - задумчиво сказал я. Вокруг меня по-прежнему были только тёмные стены. - Твоему дару. Твоему умению видеть суть.
- А я часто завидую тебе, - отозвался он. - Завидую твоей свободе, твоей бескомпромиссной вере в победу... Да, и ваши репликаторы здорово готовят пиццу.
Я рассмеялся.
- Мы приняли решение связаться с Вулканом... с вашим Вулканом. Чехов засёк варп-след вулканского корабля в соседней системе. Мы объясним им ситуацию и попытаемся убедить их, что вмешательство необходимо.
- Думаешь, это поможет?
- Не знаю. Но я согласен со Споком: такие проблемы не решают одним ударом сплеча. Здесь работы не на год и не на два - на несколько поколений. У вулканцев много знаний, много времени и много терпения. И ещё у них очень хорошие дипломаты.
- Если мы уговорим их помочь...
- По крайней мере, мы их заинтересуем, а это уже две трети успеха. Уверен, они согласятся - если не из этических соображений, то хотя бы из любопытства. Как ни крути, а твоя цивилизация - уникальное социокультурное явление.
Нео хмыкнул.
- Не самый лестный комплимент, но спасибо и на том.
- Пожалуйста. И, кстати, если ты захочешь вернуться... К чёрту Первую директиву. Я не стану удерживать тебя силой.
Он покачал головой.
- Я не вернусь.
Это было сказано коротко и твёрдо. Так рубят привязной канат, отпуская лодку на волю течения; и я не сразу нашёлся, что ответить.
- Народ Зиона нуждается в тебе, - сказал я после паузы.
- Нет. Зиону больше не нужны чудотворцы. Им нужны просто люди, мужчины и женщины, чтобы строить дома, растить деревья и рожать детей.
- А твои друзья? Ведь они считают тебя мёртвым.
- Мы знали, что это неизбежно. Моя смерть - цена спокойной жизни для Зиона. Оружие массового поражения положено уничтожать при заключении мира.
- Ты не оружие. Ты живой человек.
- Я - аномалия. Нарушение фундаментальных правил системы. Моё предназначение - ломать существующие законы. Это было необходимо, пока нами управляли законы рабства, но теперь вступают в силу законы мира. Их я ломать не хочу.
- И это - единственная причина?
Я не ожидал, что он ответит. И всё же Нео повернулся и взглянул мне в глаза.
- Нет, не единственная, - спокойно признал он. - Я хочу вспомнить, каково это - быть просто человеком. Не песчинкой на жерновах системы, не гранатой, которой эту систему взрывают. Быть самим собой. Иметь право выбирать и ошибаться - и знать, что твои ошибки не решают судьбу человечества.
Он отвернулся к стеклу. Внизу, подводя черту под звёздными россыпями, чернела плавная дуга земного горизонта.
- Здесь меня больше ничто не держит. Смерть платит все долги. Я свои оплатил.


26. Спок

Свеча горела ровно. Пламя стояло над фитильком, почти не вздрагивая от моего дыхания, и свет от него ложился на пол идеальным жёлтым кругом. Прирученная стихия, частица хаоса, превращённая в источник ясности, гармонии и порядка.
Один час отдыха и медитации - а потом снова за работу. Корабль всё ещё требовал ремонта, а меня ждала информационная система транспортатора, которую предстояло восстанавливать с нуля.
После того, как все вирусы были устранены, а захваченные члены экипажа возвращены в свои тела, по приказу капитана я уничтожил все данные из буфера транспортатора. Не полагаясь на простое стирание, я снял инфокристаллы и сжёг их в дисперсионной камере, вместе с записанными на них служебными алгоритмами и рабочими протоколами, с данными о последних переносах и со всеми программами Персефоны.
Многие из моих соотечественников назвали бы уничтожение бесценных технологий вандализмом и даже преступлением против науки. Но я понимал, что Джим прав. Человечество ещё не готово к такому искушению. И не только человечество - подаренные Матрицей возможности могли бы перевернуть всё галактическое сообщество. Отделять сознание от бренной плоти, менять тела, как одежду, сохранять свою личность в компьютере на любой срок... Малой части этих технологий хватило бы, чтобы столкнуть сотни разумных рас в беспощадной войне за электронное бессмертие.
Есть знание, которое может убивать одним фактом своего существования. И как бы ни была сильна тяга к свету - слишком опасно зажигать свечу от такого пламени.
...Я задул маленький огонёк и поднялся. Мне осталось тридцать восемь минут на сон, но я потратил ещё одну, чтобы вызвать на экран личного компьютера короткую справку - результат небольшого исторического исследования, предпринятого мною по просьбе нашего гостя.
Имя и фотография. Тим Эндрюс, инженер-программист. Научное судно "Параллакс", исследовательский полёт в район Х-1 Лебедя. Предположительная причина крушения - ионный шторм. Выживших не найдено.
Томас Андерсон мог не беспокоиться, что займёт в нашем мире место другого человека. Его параллельная версия погибла четыре года назад.


27. Маккой

Нам с Кристиной не удалось даже отдохнуть после всех пережитых потрясений. Впрочем, может оно и к лучшему. Работа - лучшее средство против стресса, а уж работы у нас оказалось предостаточно. Проклятый вирус уложил в лазарет больше людей, чем совместные усилия клингонов и ромуланцев за весь последний год.
К счастью, последствия заражения оказались полностью обратимыми. Головная боль, гипотония, эмоциональные всплески, несколько истерик среди прекрасной половины экипажа - это легко поддавалось лечению.
Только один пациент был в тяжёлом состоянии.
Проходя мимо открытых дверей палаты, я ещё раз взглянул на биокровать - на ту самую биокровать, где лежал подключённый к Матрице Нео. Сейчас на ней разместили Катрин Мейер. Единственная из всех, она не пришла в сознание после обратного переноса. Сканер показал неврологическое повреждение средней тяжести, болевой шок и общее нервное истощение. Но ни один из этих диагнозов не мог объяснить глубокий, на грани комы, сон, который длился уже пятьдесят часов.
Нео тоже был здесь. Он сидел в кресле, которое мы за всеми хлопотами так и не удосужились унести обратно, и его рука сжимала безвольную руку Мейер. Он занял этот пост несколько часов назад и, казалось, готов был сидеть так целую вечность, до скончания времён.
Лицо Катрин было бледным, но дышала она ровно и глубоко. И странное дело - пока Нео нёс свою добровольную вахту у её изголовья, я был за неё совершенно спокоен.


28. Нео

Я знаю, что ты меня слышишь. Я знаю, что тебе страшно. Это свойственно человеку - бояться перемен. Бояться неизвестности, которую они в себе несут.
Это будет трудно - заново узнавать друг друга. Но я верю, что нам это под силу.
Я не знаю, что ждёт нас впереди. Я не берусь предсказать, чем это кончится. Я знаю только, с чего всё начнётся.
Ты откроешь глаза и улыбнёшься, когда я назову тебя по имени. И я возьму тебя за руку, чтобы больше никогда не отпускать. А потом ты покажешь мне свой мир.
Мир, где законы не превращаются в рабские оковы. Мир, где ради свободы не приходится убивать. Мир, где каждый сам выбирает свой путь, на земле или среди звёзд.
Что будет дальше - решать нам с тобой.


Оставить комментарий