Эмуна
Двуцветие
Двуцветье
Автор – Эмуна
Маленькая безликая каюта. Маленькая – для коммандера ромуланской триады, раздражающе огромная для гостевой. Непозволительная роскошь – пустые помещения, ожидающие гостей: дипломатов и ученых, чиновников и артистов, случайных пассажиров, а порой и особ королевской крови. Они проводили несколько дней, иногда недель, в этих стенах и отправлялись дальше. Постель застилали свежим бельем, в крошечную душевую клали запечатанный санитарный пакет, споласкивали стакан, сиротливо прижавшийся к пустому графину, и закрывали дверь до следующего гостя. Гостя, а не военнопленного. Женщина в легком платье раздраженно глянула на зеркало: даже тюремной камеры не заслужила, великая воительница! На скулах прорезались зеленые пятна – она вспомнила красноречивый взгляд своего первого помощника. Случившееся с ней лежало за допустимой гранью позора. Как ни смешно это звучит, у позора тоже есть границы.
Экипаж «Энтерпрайза» страдал назойливой вежливостью своего капитана – она с удивлением услышала звонок в дверь и долго не могла найти кнопку. Наконец, пальцы нащупали упрямый кусочек пластика, панель скользнула в сторону. Чернокожая девушка с затейливой прической вошла в каюту. Маленькая связистка успела смениться с вахты – вместо форменного красного платья на ней переливалось нечто полупрозрачное и разноцветное, а на шее болтался амулет из кожаных шнурков. Ухура положила на кресло аккуратную стопку:
- Я принесла вам одежду, коммандер. До ближайшей базы – три недели лету, а у вас ничего с собой нет.
- Благодарю, ваш капитан очень любезен, - сухость, с которой произнесли эту вежливую фразу, наводила на мысли обо всех пустынях вселенной, но Ухуре первой пришла на память, конечно же, Сахара. Ну что ж, и в пустынях бывают оазисы:
- Капитан Кирк и в самом деле очень любезен, но ему бы и в голову не пришло об этом позаботиться.
Ромуланка усмехнулась:
- Вы забыли добавить «мужчины!» и презрительно фыркнуть. - Держать лицо – все, что остается – держать лицо. Неважно, перед кем: капитаном, охранником, этой любопытной девочкой или... Нет, об «или» она не будет думать. Эта партия проиграна.
- Почему обязательно презрительно? - Ухура, чуть замявшись, подхватила разговор, она не ожидала, что пленница снизойдет до ответа. - Еще можно вот так: «Мужчины!» - она произнесла это слово с таким возмущением, словно отрицала за игрек хромосомой само право на существование. - Или вот так: «мужч-и-и-ины...» - мечтательная мягкость ее голоса заставила бы самого Папу Римского задуматься, так ли уж необходим целибат.
Коммандер взяла верхнее платье из стопки – голубая форменная туника без знаков различия, похоже на ее собственную форму, только ткань другая, мягче на ощупь:
- Как по мерке, - следовало бы еще раз поблагодарить за внимание и вежливо предложить заботливой землянке отправиться отдыхать после утомительной смены, но почему-то она медлила, не предлагая гостье сеть, но и не кивая на дверь.
«Гостье», - ромуланка улыбнулась про себя, отметив лексическую путаницу – ведь на самом деле в гостях (вежливое обозначение плена, еще одна семантическая тонкость) здесь как раз она, а эта чернокожая девушка – у себя дома. И они обе прекрасно это знают, но зачем-то играют в вежливость – стук в дверь, разрешение войти, вежливый разговор ни о чем. Осталось только предложить выпить чашечку... как же они его называют... чашечку кофе. Или все-таки чая? Чай ей, по крайней мере, довелось попробовать: из любопытства купила черную стружку с резким запахом у пройдохи-торговца, способного продать землянам Луну, а вулканцам – песок.
Ухура вздохнула: капитан Кирк не нуждался в ее защите, (зачем защищать победителя?) но и промолчать она не могла:
- Капитан вовсе не хотел вас обидеть. Он просто...
- Испытал некоторое удовольствие от ситуации. Как и весь экипаж. Я не в обиде.
Она давно уже разучилась обижаться. От обиды один шаг до жалости к себе, а это несовместимо с военной карьерой. Нет, она сама виновата во всем, и все же искрящийся лукавым восторгом взгляд Кирка, когда она появилась на мостике в сопровождении Спока, вызвал в ее душе детское желание спрятаться, уткнуться в теплые бабушкины колени, в надежде, что случившееся окажется сном. Увы, даже в детстве этот способ не работал, и за провинностью неизбежно следовало наказание.
Ухура хотела было возразить, но только вздохнула – она ведь и сама не сдержала удивленной улыбки, увидев, кого первый помощник капитана привел с собой. Что уже говорить про дежурную вахту в транспортной – они до сих пор, ухмыляясь, пересказывали всем желающим, как грозный ромуланский коммандер, угрожавший взорвать «Энтерпрайз», повис на шее у невозмутимого вулканца. Впрочем, смеялись больше над ним, чем над ней – слишком уж натянутой на этот раз казалась привычная невозмутимость мистера Спока:
- Это не удовольствие, просто, понимаете, «Энтерпрайз» - особенный корабль. - Ромуланка сухо кивнула: воистину особенный, ни один другой не умудрялся так часто попадать в сводки. - И те, кто тут служат... мы в некотором роде (Ухура хотела сказать «семья», но смутилась) друзья, а не просто сослуживцы, а друзья любят посмеяться друг над другом. Они смеялись не над вами. А над ситуацией, как оно все обернулось, и коммандер Спок, он... никто не ожидал.
«Держать лицо» становилось все труднее и труднее, она не хотела говорить о Споке, проклятье, самое страшное, что она по-прежнему хотела говорить с ним. Она ведь так ничего и не успела сказать, кроме имени. Спок использовал ее, она хотела использовать его – вот единственная правда, и тот порывистый огонек, что на мгновение затрепетал в их ладонях, ничего не значит, как бы они ни пытались предать ему значение.
Ухура по-своему расценила ее застывший взгляд:
- Люди вовсе не такие плохие, как вы думаете. Вы же совсем нас не знаете!
«Причем тут люди!» - с трудом сдержала она раздраженный ответ. Она знала людей, вся обитаемая вселенная знала людей! Не было дыры, куда бы они не залезли! Упрямые, напористые, любопытные, люди вытесняли старые расы под предлогом «объединения», хваленая Федерация была лишь способом придать экспансии землян цивилизованный вид. Ромуланцы и клингоны пока что противостояли натиску, но большинство рас сдавались на милость обаятельных захватчиков, даже не поняв, что их завоевали, не сделав ни одного выстрела. В людях не было тайны, не было подлинного величия – до него им предстояло расти еще многие тысячи лет – только очаровательный задор молодого звереныша, ластящегося под руку.
Звереныша с остренькими зубками, моментально впивающимися в приглянувшийся кусок плоти. Она знала людей, не понимала только одного: что такого привлекательного нашел в них Спок, да если уже на то пошло, и все вулканцы. Почему они выбрали сторону людей против своих родичей, какая логика заставила предпочесть красную кровь зеленой? Какая логика заставила его выбрать «Энтерпрайз», а не ее? И почему логика вообще должна что-то значить в отношениях между мужчиной и женщиной? Быть может со временем, она научится уважать этот выбор, но никогда не поймет.
- У меня на родине говорят, что воин должен знать своего врага лучше, чем друга.
- Наверно поэтому у вас так мало друзей! - Заметила Ухура, - Мы бы никогда не оставили своего капитана в беде.
- Мой экипаж исполняет приказы, - она и сама не понимала, зачем защищает перед чернокожей связисткой то, что не нуждается в защите.
- А мы верим в то, чему служим.
- Во что? Во что верите вы, лейтенант? Почему вы здесь, почему носите эту форму, вместо того, чтобы рожать детей? Разве не это подлинное предназначение женщины в вашей культуре? Ради каких идеалов вы часами просиживаете за пультом связи?
- Мы исследуем Вселенную! Каждый день мы узнаем что-то новое, что приносит пользу всем, даже вам, хоть вы и не в Федерации! И мы всегда готовы придти на помощь, защитить, спасти...
- Украсть, обмануть, нарушить договор.
- Значит, не было другого выхода!
- И как далеко может завести это «не было другого выхода»? Я изучала вашу историю. Следующим после этого оправданием обычно становится: «Я не виноват, я всего лишь исполнял приказ!»
- Это было давно!
- Но и теперь вы по-прежнему выполняете приказы.
Ухура глубоко вздохнула, успокаиваясь:
- Я бы хотела, чтобы вы могли узнать нас лучше, прежде чем судить.
- Вряд ли я смогу сделать это сидя под замком, - ядовито ответила ромуланка.
Ухура кивнула, и, не попрощавшись, вышла из каюты. Она знала, что нужно сделать, но сомневалась, что капитан Кирк с ней согласится.
Оставшись в одиночестве, ромуланка устало опустилась на кровать, поджала под себя ноги, скинув босоножки на высоких шпильках. «Дхаэль, - подумала она, - я назвала ему имя». Старое имя из старых времен, девочек давно уже не называют так. Это было желание бабушки, отец не стал возражать матери, и старшую дочь назвали «летящая вверх», но сам он дал старшей дочери отцовское имя «Мнэя» - «призванная командовать», и она привыкла называть себя так, почти забыв о первом имени. «Я отдала ему имя, но ничего не услышала в ответ». Родовое кольцо тускло мерцало в приглушенном свете: две ладони, пальцы сплелись.
***
Будь это возможно, Спок предпочел бы на пару дней отказаться от тонкого вулканского слуха – шепот за его спиной сливался в назойливый гул, он нарочно запрещал себе прислушиваться, но против воли выхватывал отдельные слова: « прямо на шее повисла... она ничего... зеленовата... под пару... вот дура... наш-то хорош... хитро придумали... а что капитан... теперь... вот смеху-то...»
Люди есть люди, тем более запертые в замкнутом пространстве космического корабля – им трудно удержаться от сплетен, да и зачем лишать себя столь невинного удовольствия? Всем ведь известно, что вулканцы не испытывают эмоций, значит, первый помощник капитана не обидится, если уловит острым ухом, как сменившиеся с вахты транспортники в очередной раз смачно описывают прелести ромуланки.
Анализируя свое состояние, он не мог не признать, что в некоторых ситуациях логика бессильна. Как офицер он был обязан выполнить приказ, как гражданин Федерации – сделать все для ее защиты, как вулканец – не поддаваться эмоциям, а как мужчина – уважительно относиться к женщинам. Чтобы исполнить первый и второй пункты, пришлось нарушить третий и четвертый, и даже сейчас он не видел другого выхода, но понимал, что именно ему придется иметь дело с последствиями.
Спок нуждался в совете: он был в состоянии просчитать вероятность любого физического события, оперировать одновременно сотней различный факторов, обыграть компьютер в трехмерные шахматы, но не мог предсказать, как поступит женщина. Капитана Спок застал выходящим из тренажерного зала, в ноздри ударил пряный запах свежего пота:
- Мне необходимо обсудить с вами одну проблему, сэр. Приватно.
- Жду вас в своей каюте через десять минут. Надеюсь, ваша проблема подождет, пока я приму душ. - Кирк улыбнулся, догадываясь, о чем с ним желает переговорить вулканец.
Но душ пришлось отложить – возле двери каюты капитана поджидала Ухура.
- Мне нужно поговорить с вами, капитан.
- Как, и вам? Сегодня я популярен, как никогда. - Кирк посторонился, пропуская Ухуру вперед.
Девушка села в кресло и сцепила руки на коленях, не зная, как лучше начать:
- Я только что была в каюте у ромуланского коммандера. Принесла ей одежду.
- Замечательно. Я об этом не подумал. Надо будет потом заглянуть в гости, ромуланка в форме звездного флота – любопытное зрелище.
- Мы немного поспорили.
Кирк сочувственно кивнул: коммандер триады в гневе – не самая приятная собеседница. Впрочем, он привык иметь дело с разгневанными дамами.
- Она невысокого мнения о людях.
- Как и все ромуланцы, иначе не было бы нужды в нейтральной зоне.
- Нейтральная зона предохраняет нас от войны, сэр. Но она же и не позволяет подружиться. Ромуланцы ничего не знают о нас, а мы о них, все через третьи руки. Даже о клингонах известно больше. У нас появилась уникальная возможность узнать друг друга, но ничего не получится, если держать ее взаперти. Если бы удалось показать ей, какие мы на самом деле, в повседневной жизни, а не в бою! Вдруг окажется, что между нами слишком много общего, чтобы воевать?
- Сходство еще не повод для дружбы. Самые кровавые войны в истории человечества, да и не только человечества – гражданские. Но я не понимаю, что вы предлагаете, лейтенант. Рассказывать ей, какие мы хорошие? Читать сказки на ночь, показывать записи?
- Нет. Я предлагаю освободить ее. Нет, нет! - Оборвала она набравшего воздух, чтобы возразить, капитана, - Не полностью!
- То есть по частям?
- Да нет же! Позволить ей посещать тренажерный зал, кают-компанию, оранжерею.
- Проще будет сразу дать ей фазер и отвести в машинное отделение. Эта хрупкая дама – великолепно обученный солдат, а по силе не уступает вулканцу.
- Не сможет же она в одиночку захватить «Энтерпрайз»! Даже Хан не смог! Пока мы видим в ней врага – она и будет врагом.
- Я не могу пойти на неоправданный риск.
- У нас не будет другой возможности показать, что мы не монстры. Ромуланцы не сдаются в плен!
- Конечно, и, послушав, как Чехов рассказывает русские анекдоты, она проникнется любовью к земной культуре, вернется домой и убедит претора присоединиться к Федерации.
- Самый длинный путь начинается с одного шага.
Кирк позавидовал спокойной уверенности Ухуры: он не мог позволить себе веру в благородство врага. Землянин Джеймс Тиберий Кирк верил в идеалы Федерации, равные возможности и непременную этичность высокоразвитого разума. Капитан Кирк отвечал за жизни своего экипажа и сохранность корабля и повидал слишком много, чтобы следовать прекраснодушным порывам. И все же – порой войны начинались из-за недоразумений, почему бы миру не начаться с курьеза?
- Хорошо. Я разрешу ей ограниченный допуск в кают-компанию и тренажерный зал. Но под охраной. И никаких библиотек, был тут уже один читатель.
Разговор с Ухурой занял как раз те самые десять минут, которые Кирк планировал провести в душе, а Спок отличался пунктуальностью. Капитан успел только намочить полотенце и обтереть влажное от пота лицо, как раздался звонок.
- Входите, Спок. Я вас внимательно слушаю, - пожалуй, никто кроме капитана не смог бы заметить тень неуверенности в старательно-невозмутимом взгляде вулканца. Разве что доктор МакКой, но Спок предусмотрительно держался подальше от въедливого лекаря. Спок прошелся по каюте, заложив руки за спину:
- Скажите, капитан, что вам известно о ромуланском обществе?
- Общий вопрос, Спок. Но ответить на него легко – ничего. Все, что мы знаем о ромуланцах, относится к военным технологиям. И не смотрите на меня так, словно я не выучил домашнее задание. Никто не знает. Разведка работает через четвертые руки, у нас нет агентов на Ромуле, мы не торгуем, не обмениваемся культурными ценностями, даже в бары на нейтральных планетах ходим разные. Иногда мне кажется, что даже клингоны ближе к нам, чем ромуланцы. Да и от вулканцев они далеки, хоть и родственники.
- Не так далеки, как может показаться, Джим. Они всего лишь выпускают на свободу то, что мы прячем внутри, подавляем, убиваем в себе. Наш путь логики они называют трусостью. Считают, что вулканцы слишком трусливы, чтобы заглянуть в глубину своей души, и слишком слабы, чтобы овладеть своими чувствами, не уничтожая их. И во многом они правы. Мы выбрали логику, уверовав, что нет другого способа сохранить цивилизацию. Но ромуланцев нельзя назвать дикарями.
- Они воюют со всеми, до кого могут дотянуться, вулканцы – мирная раса. Если уж выбирать, то я предпочту вашу логику их агрессивности.
- Они сумели ограничить врожденную агрессию в достаточной степени, чтобы построить эффективный социум.
- Не ограничить, а перенаправить вовне.
- На Вулкане до Сурака мы не могли и этого.
- Спок, вы хотите обсудить судьбы ромуланской цивилизации, или нечто более конкретное?
- Оба тезиса. Решение конкретной проблемы может оказаться первым шагом на пути интеграции ромуланцев в межзвездное сообщество. Как вы правильно заметили, наши расы происходят от одного корня. Ни мы, ни они не афишируем эту информацию, однако биологические различия между нашими народами являются фенотипическими, в то время как генотип сохранился без изменений.
Капитан кивнул:
- Да уж, вам повезло, что различия все-таки есть: Чехов выхватил вас транспортером в последнюю минуту, никак не мог найти – схожие сигналы, сканер не справлялся. Иголку в стоге сена найти проще, чем вулканца на ромуланском корабле.
Кирк задумчиво посмотрел на своего первого помощника. Какое отношение биологическое сходство между вулканцами и ромуланцами имеет к возвращению последних в галактическое сообщество? Разве что… нет, не может быть! Прелестная ромуланка, бесспорно, произвела на Спока глубокое впечатление, (капитан и сам был впечатлен) но не до такой же степени! Или… кг-м, процесс «интеграции» уже пошел? Тогда смятение обычно столь безмятежного вулканца вполне объяснимо. Кирк вспомнил о разнице между птичками, пчелками и вулканцами и проглотил тяжелый вздох. Он сомневался, что сможет помочь Споку с этой проблемой. Слишком уж разный у них подход.
- Я нахожусь сейчас в уникальном положении. Вероятность повторного возникновения подобной ситуации близка к нулю. Со своей стороны я готов предпринять необходимые шаги, но…
- Но сомневаетесь, захочет ли ромуланская сторона интегрироваться?
- У вас намного больше опыта в таких вопросах, Джим.
- Но Спок, я никогда не имел дела с ромуланками!
- Коммандер сообщила мне, что эмоциональная сторона поведения ромуланских женщин соответствует аналогичной в поведении землянок.
Капитан сдержал желание отправить Спока за советом к Ухуре или сестре Чапел:
- Я не знаю. Единственный способ узнать – спросить. Обычно женщины мечтают о любви, пусть даже быстрой и короткой. Лучше вспоминать о том, что было, чем о том, чего не было. Но если женщина командует небольшим военным флотом… С другой стороны, она к вам явно неравнодушна. Думаю, у вас есть шанс. Только не надо рассказывать ей про интеграцию, общий генотип и великое ромулано-вулканское будущее. Я знаю, что для вас это нелегко, но попробуйте сперва объяснить, что вы чувствуете, а уж потом, о чем думаете.
***
Члены экипажа, сменившиеся с ночной вахты, успели отоспаться и теперь отдыхали в кают-компании. Худенькая светловолосая девушка с короткой стрижкой настраивала гитару. Широкоплечий мичман в голубой форменной рубашке сражался с пищевым синтезатором, пытаясь обойти докторский запрет, но МакКой никогда не забывал занести свои назначения в память центрального компьютера. Наконец, молодой человек сдался:
- Кто-нибудь! Убедите этот бездушный агрегат выдать мне мороженое!
Ухура подошла к синтезатору и глянула на монитор:
- Доктор запретил, ты прибавил два фунта за прошлую неделю. Так что, Рикки, придется посидеть на диете.
- Я согласен на обезжиренное и без сахара!
Ухура пожала плечами и нажала несколько кнопок:
- Это ты мог бы и сам. - По кают-компании прокатилась волна смеха – на подносе стоял стакан молока. Рик развел руками, признавая поражение, и отошел в дальний угол к столику с трехмерными шахматами, не забыв, впрочем, прихватить молоко.
Девушка закончила возиться с гитарой и взяла резкий аккорд, звук пронзил воздух. Шахматисты бросили партию на середине, кто-то отодвинул недоеденный ужин. Лейтенант Лидия Октавиан, корабельный историк, сменившая Марлу МакГайвер, предпочитала одиночество. В кают-компании она появлялась редко и только тогда, когда старшие офицеры дежурили на мостике. Но и этих считанных вечеров хватило для рождения легенды.
Лидия пела. Странные, незнакомые песни – простая музыка и слова, пробирающие до корней души. Казалось, что ей не нужны слушатели: она приходила, устраивалась в уголке, настраивала гитару, исполняла несколько песен и уходила к себе, до следующего раза. Если с ней пытались заговорить – улыбалась и не отвечала, играла дальше.
Послушать ее пение собирались все, свободные от вахты, пытались записывать, но получались только помехи. Научники выдвигали самые разнообразные теории, один радиофизик даже попытался взломать медицинский файл Лидии, чтобы доказать свою версию, но попался на месте преступления мистеру Споку и провел три печальные недели, наводя порядок в картотеке. Тайна так и осталась тайной.
Девушка заиграла вступление, все взгляды были прикованы к ней, и никто, кроме Ухуры, не заметил, как ромуланка вошла в кают-компанию и остановилась у двери, прислонившись к стене. Маленькая связистка улыбнулась про себя – как удачно все совпало! Она всегда считала, что песня – самый верный способ заглянуть в чужую душу. На каждой новой планете Ухура записывала местные песни, местную музыку, и ксенопсихологи зачастую приходили к ней за советом, когда пасовала строгая научная теория.
Разумеется, одной, даже самой проникновенной песни недостаточно, чтобы возлюбить давних врагов, но, услышав, как поет Лидия, ромуланка уже не сможет относиться к людям с прежним холодным предубеждением. Быть может, песня подскажет ей, что если и люди, и ромуланцы умеют любить, то сходства между нашими расами больше, чем различий. Вернее, все прочие различия меркнут перед этим сходством.
Девушка пела, низко склонившись над своим инструментом, пальцы с коротко обстриженными ногтями перебирали струны. Голос у нее был высокий, на грани излома, она пела так, словно боялась сорваться в крик. Ромуланка слушала, прикрыв глаза, резкие звуки чужой речи впервые не раздражали слух.
В безднах ночей и глубинах снов
Ты различить изволь
Алую птицу, что есть любовь,
Белую птицу - боль,
Алую птицу, алую,
Белую птицу - боль.
Какого цвета твои крылья, Дхаэль? Белые или красные?
Помнятся лживые речи книг,
Долгие плачи рек:
Алая птица живет лишь миг,
Белая птица - век.
Алая птица, алая,
Белая птица - век.
А чью ложь вспоминаешь ты, Летящая Вверх? Свою или его? Вы ведь оба лгали.
Ястребы дней, свиристели лет,
Правда проста и зла:
Алая птица изменит цвет,
Выцветет добела,
Алая птица, алая,
Выцветет добела.
Не выцветет. Выгорит. Дотла, до белой золы. До горького привкуса пепла.
Землянка продолжала петь, но Дхаэль уже не слушала. Да, Дхаэль, не Мнэя, отец ошибся, ей больше некем командовать. Даже если приторно-вежливый капитан против обыкновения землян говорит правду, и ее вернут на Ромул, дома не простят. Она первая не простит себе. Отец только вздохнет с облегчением, когда она смоет позор с их имени, мать поплачет, закрывшись в спальне, но быстро утешится – у нее есть еще две дочери, а бабушка давно уже там, где нет ни радости, ни сожаления. Ни стыда, ни памяти.
Она закусила губу: зачем ждать? Подогревать обреченный огонек надежды, снова лгать, на этот раз самой себе, вопреки очевидному, верить, что жизнь продолжается. Она негромко рассмеялась, представив, сколько бумаг придется заполнить капитану – они ведь гордятся гуманным обращением с пленными. Впрочем, Кирк найдет, что соврать – ему не впервой, этот землянин настоящий виртуоз, он научил лгать даже вулканца!
***
Он стоял перед ней, заложив руки за спину, высокий, нескладный, слегка сутулый. Она не понимала, что ему нужно – все ведь уже сказано, зачем он мучительно подбирает слова? Невозмутимое, бесстрастное лицо для нее – открытая книга. Вот дрогнула линия губ, опустились веки, прикрыв широкие зрачки, затвердели скулы. Вулканцы не испытывают эмоций? Сколько лет он обманывает самого себя? Она вскинула голову и поймала его взгляд:
- Вы не вулканец, Спок. Несмотря на зеленую кровь и логические способности. Вы человек, и в этом ваша беда.
- Я вулканец. Это мой выбор. И вы согласились, что этот выбор заслуживает уважения.
- Да, вы достигли потрясающих высот в изобразительном искусстве. Они вам верят, все эти люди. И вы охотно идете навстречу их ожиданиям. Вашим родителям нельзя было иметь детей. Это слишком жестоко, заставлять ребенка разрываться между двумя половинками души.
- Я не вижу необходимости обсуждать эту тему. Но подозреваю, что вы нашли бы благодарного слушателя в докторе МакКое.
- Тогда что бы вы желали обсудить? Присаживайтесь, к сожалению, не могу угостить вас ужином или предложить напитки. Что вас интересует? Наши технологии, численность флота? Распри в сенате? И не сочтите за излишнее любопытство, вы сами вызвались меня допросить, или это приказ капитана? - Ее голос звенел от ярости.
- Перестаньте.
- Тогда что вам здесь нужно?
- Я изложу причину своего прихода, но сначала ответьте мне на один вопрос: как согласно уставу вашего флота квалифицируется имевший место инцидент?
Ромуланка пожала плечами:
- Если у обвинителя нет личных счетов с моим родом – как преступная халатность. Если есть – как государственная измена. - Ее взгляд предупреждал яснее слов: дальнейшее любопытство оставьте при себе.
Спок смотрел на ее руки – она сцепила пальцы в замок, кольцо отражало приглушенный свет лампы – две ладони, красноречивое переплетение. Старинная работа, такие делали на Вулкане до Сурана, когда эмоции еще не были под запретом, а влюбленные смело предъявляли миру свою любовь. В те времена пон фарр считался воплощением вулканского духа, а не постыдным наследием прошлого. Она отследила его взгляд:
- Оно досталось мне от бабушки.
- У моей матери есть похожее, подарок отца на свадьбу. Но она его не носит. - Голос прозвучал слишком хрипло, словно он не успел оправиться от простуды, - На вашем корабле вы предложили мне пойти с вами, изучить ромуланское общество, все его аспекты. - Спок помнил совет капитана: «сначала – что чувствуешь, и только потом – что думаешь», но не мог заставить себя говорить. Достаточно того, что он испытывает эти эмоции, но озвучить свои чувства? Вулканец не был готов к болезненной откровенности. - Я, в свою очередь, предлагаю вам изучить все аспекты вулканского общества. Недостаточная информация часто становится причиной конфликтов. Если вы примите мое предложение, я возьму отпуск и отвезу вас на Вулкан.
Она рассмеялась:
- Я предпочту глупость предательству. Первое простительно для женщины, второе – недопустимо ни для кого.
- Вам не простят первого и все равно обвинят во втором. Я не предлагаю вам предавать. - Спок подошел к ней и протянул открытую ладонь, - Я хочу закончить то, что начал.
Женщина с силой сжала его пальцы, так, что хрустнули суставы:
- Поздно.
- У нас впереди несколько столетий, если я правильно оцениваю ваш возраст, - невозмутимо ответил вулканец, не пытаясь высвободиться.
Она разжала пальцы, отошла в сторону, села в кресло, прижавшись к спинке, словно стараясь слиться с ним в одно целое. Долго молчала, вцепившись в подлокотники, потом медленно покачала головой:
- Я рада, что вы все же способны чувствовать, несмотря на вулканскую броню вокруг мягкой земной сердцевины. Но из всего богатства чувств вы почему-то выбрали жалость. А я в ней не нуждаюсь. Постарайтесь научиться чему-нибудь еще. Пригодится в будущем. И уйдите же, наконец! - Голос женщины предательски дрогнул.
Спок шел по коридору привычным быстрым шагом, кивал, отвечая на приветствия членов экипажа. Ноги сами привели его к двери медблока. Доктор оторвался от монитора и с удивлением воскликнул:
- Мистер Спок? В моей скромной обители и не по долгу службы? - И, бросив быстрый взгляд на лицо своего гостя, уже гораздо мягче добавил, - Чем могу быть полезен?
- Я бы хотел выяснить, какое воздействие крепкие спиртосодержащие напитки окажут на земную часть моего метаболизма.
Доктор открыл шкафчик, выставил на стол высокую бутылку темного стекла и положил рядом пластинку с таблетками:
- Примите утром две штуки перед вахтой, если эксперимент окажется успешным.
Против обыкновения Спок не начал препираться, а молча забрал и бутылку, и таблетки:
- Спасибо, доктор.
- Пожалуйста. - МакКой ни о чем не спрашивал. Рано или поздно он все равно узнает, что произошло.
Доктор умел слушать, умел смотреть, и, как бы Спок не обвинял его в отсутствии логического мышления, умел делать выводы. А самое главное, знал, когда следует придержать неуемное любопытство и молча оказать помощь. Да и потом, и в самом деле интересно, сколько виски нужно влить в первого помощника капитана, чтобы тот испытал все прелести утреннего похмелья? На чистокровных вулканцев алкоголь не действовал, если только напиток не содержал глюкозу, но наполовину земной метаболизм мистера Спока не поддавался медицинским прогнозам.
***
Выйдя в космос, человечество столкнулось с множеством опасностей: черные дыры и хищные звезды, космические течения и проедающие металл паразиты, тахионные аномалии и пояса астероидов.… Но больше всего неприятностей молодой расе принесла извечная привычка считать человека мерой всех вещей.
Хрупкая русоволосая женщина с мягким овалом лица, молчаливая, грустная – каждый вечер она приходила в кают-компанию, занимала столик в дальнем углу и молча наблюдала за отдыхающими, поставив перед собой высокий стакан с чаем. Первое время ее встречали сдержанными улыбками, потом привыкли. На базе после того, как экипаж сходит в увольнение, поднимется новая волна сплетен, но на корабле история о повисшей на шее мистера Спока ромуланке уже отходила в область легенд.
Она старалась как можно больше быть на глазах – тихая, уставшая, побежденная. Люди великодушны к поверженным врагам, милосердны к слабым, а самое главное – беспечны. Разговор со Споком выдернул Дхаэль из безучастности: она не позволит себя жалеть! Жалость – достояние слабых, сожаление – достоинство сильных.
Она не знала, что будет делать – одна, без оружия, против военного корабля, в центре вражеской территории. Но понимала, что действовать нужно до того, как ее переправят на базу. Там никто не позволит ромуланскому коммандеру разгуливать на свободе, любая доверчивость имеет свои границы. Кроме того, она хотела расплатиться именно с капитаном Кирком, любезным лицемером, загребающим жар чужими руками. Вулканцу хотя бы было стыдно, а этот, заставивший своего помощника пойти против всего, во что тот верил, только гордится удачной выдумкой!
С Кирком ромуланка несколько раз пересеклась в кают-компании, капитан был безупречно вежлив, но в глубине его взгляда по-прежнему искрилась добродушная насмешка. Он словно считал происходящее веселой игрой и ждал, когда же ей надоест упрямиться. Спока она больше не видела.
Короткий звонок в дверь застал ее врасплох – она не ждала, что вулканец посмеет вернуться. Но на пороге стоял доктор. Дхаэль раздраженно нахмурилась:
- Я не нуждаюсь в медицинской помощи.
- А это уже мне виднее.
Она предпочла бы выбросить наглого человека в открытый шлюз, но вместо этого посторонилась, пропуская МакКоя в каюту. Этот разговор можно обратить в свою пользу – доктор пользовался всеобщей любовью и уважением, а с капитаном его связывала давняя дружба. Пусть убедится, что она совершенно безопасна, и сообщит об этом капитану. Ромуланка знала, что ее смиренная безучастность может обмануть любого, кроме Кирка – тот слишком хорошо играл, чтобы повестись на чужой блеф. Доктор привык, что перед ним изливают душу – она оправдает его ожидания.
МакКой подождал, пока она сядет и пододвинул второе кресло:
- Вы первая ромуланка, ступившая на палубу федеративного корабля. Даже ваши дипломаты действуют через посредников. Мне всегда было интересно, почему? Неужели вы боитесь встретиться с нами лицом к лицу?
- Мы ничего не боимся. Нет никакой необходимости в прямых переговорах с варварами, если другие расы готовы взять на себя этот труд. - И она с досадой прикусила губу – хороши речи для смирившейся с печальной участью пленницы! - Впрочем, я предпочла бы обойтись без посторонней помощи, но политики не спрашивают военных, как вести дела.
- Завтра мы прибываем на базу.
- Я знаю.
- Не вижу особой радости по этому поводу. Оттуда вас отправят домой. Разве вы не хотите вернуться?
Ясные голубые глаза доктора, казалось, заглядывали в самую глубь души. Зачем этот человек вообще задает вопросы, если ему достаточно просто посмотреть внимательно и прочитать ответ?
- Доктор, что вам от меня нужно?
- Да ничего! Вы бы лучше разобрались, что вам от себя самой надо. Одну глупость не исправляют другой, еще большей. Если что-то начали, так доводите уже до конца.
- Именно это я и делаю, - поперек лба прорезалась глубокая морщина.
- Вы боитесь. - Он говорил негромко и очень серьезно, - Самое трудное, и не только для вулканцев, следовать своему сердцу. Мало кто отваживается на это, а везет из этих смельчаков и вовсе считанным. Вы уж поверьте немолодому человеку, попавшемуся на ту же самую удочку. У вас есть шанс, не упустите его, лучше жалеть о сделанном, чем о том, что могло бы быть, но уже никогда не случится.
Доктор смотрел на нее, не скрывая сочувствия, но его жалость не оскорбляла, так же, как не обижала сухая легкая бабушкина рука, гладившая девочку по спутавшимся волосам. Но она уже приняла решение, и никакие слова этого не изменят. Да и потом, разве этот усталый человек с яркими молодыми глазами не такой же лжец, как и все здесь? Разве он не участвовал в обмане, объявив своего капитана мертвым?
- Я подумаю над вашими словами, - вежливо ответила она, даже сейчас не желая лгать открыто, уподобляясь землянам.
Доктор ушел, а она стояла, прислонившись лбом к зеркалу, пока прохладное стекло не нагрелось, и думала. Как бы ей хотелось сдаться! Какая разница, что подумают враги? А друзей у нее никогда не было. Даже ее первый помощник, десять лет отслуживший под ее началом, обязанный ей карьерой, не сдержал торжествующую усмешку, застав вулканца в каюте своего коммандера. Что тогда говорить о прочих? На Ромуле давно забыли, что такое подлинная верность, привыкли покупать сторонников.
***
Судьба слишком долго благоволила Энтерпрайзу и его капитану. Дхаэль поняла это, как только оказалась в транспортном отсеке. Всего один охранник, и тот держит оружие на поясе, вместо того, чтобы не выпускать из рук. За пультом двое – уже знакомый ей высокий блондин, шеф транспортников, и молоденькая девочка, еще без нашивок, наверное, курсант на практике. Трое, вернее, двое, девчонку не стоит брать в расчет, а транспортник не успеет выхватить оружие, как окажется под прицелом. Как же сильно ее недооценивают! И как хорошо, что Спок решил обойтись без прощаний. Она сомневалась, что сможет убить его, оказавшись лицом к лицу.
Лейтенант склонился над пультом:
- База, это Энтерпрайз, что происходит, почему не проходит сигнал?
- Энтерпрайз, оставайтесь на связи, у нас неполадки на главной платформе, подождите до входа в док, идет магнитная буря.
И, сразу же после этого ожил интерком на стене:
- Мостик лейтенанту Кейлу, срочно явиться в машинное отделение!
- Я на вахте.
- Кто там с вами еще?
- Стажер.
- Мы пришлем замену, а вы бегом в машинное, Скотти там рвет и мечет, ему нужны все инженеры. Буря идет.
- У меня тут ромуланка ждет транспортировку.
- Подождет.
Кейл переключил что-то на пульте и выбежал из отсека. Оставшись с пленной один на один, охранник все-таки решил достать оружие, но, на свою беду, не учел, а может быть, и не знал, что ромуланцы в быстроте реакции не уступают вулканцам. Одно молниеносное движение, и оружие переменило владельца. Свободной рукой ромуланка отвесила охраннику оплеуху, от которой тот отлетел в сторону, стукнувшись о переборку. Парализующий выстрел настиг его прежде, чем незадачливый страж порядка успел подняться на ноги. Дхаэль навела фазер на девушку, пытающуюся незаметно выскользнуть из-за пульта.
- Даже и не думай. Подними руки и выйди на середину отсека, медленно.
Девочка повиновалась, белое лицо, трясущиеся губы, она дрожала от страха, но старалась справиться с ним:
- Вы ничего не добьетесь, вам же некуда бежать!
Ромуланка усмехнулась:
- У тебя есть код доступа к внутренним схемам?
- Ограниченный, я стажер.
- Этого хватит. Подойди к пульту, и выведи на монитор самую подробную схему устройства корабля из доступных.
- Я не буду вам помогать!
- Будешь. Во-первых, в этом нет никакого вреда, мне ведь некуда бежать, не так ли? А во-вторых, если ты не подчинишься, сначала убью охранника, а потом выжгу тебе глаза. Медленно. От зрительного нерва ничего не останется, никакое чудо не вернет тебе зрение. Подумай, хочешь ли ты ослепнуть в шестнадцать лет. Ты больше никогда не увидишь звезды. Да что там звезды, ты даже своего лица в зеркале не увидишь, девочка. Он хотя бы умрет сразу, - Дхаэль кивнула на лежащего без сознания охранника, - а ты будешь заживо гнить в темноте еще много лет.
Она навела фазер на лицо стажера, поставив на минимум. Тонкий луч располосовал девушке щеку, она с криком схватилась за лицо.
- У меня мало времени. Ну же?
Девочка, всхлипывая, ввела код, на мониторе появилась схема. Ромуланка подошла поближе, продолжая держать ее под прицелом. Но землянка уже сдалась, и послушно выполняла команды, увеличивая одну секцию за другой. В первоначальном плане Дхаэль собиралась транспортироваться на мостик и перестрелять всех, кого успеет, начав с капитана. А подоспевшая охрана расстреляет ее, возвращать на Ромул будет уже некого. Но при виде схемы машинного отделения, ей в голову пришла более интересная идея.
Транспортировка из помещения в помещение за границы приемной платформы считалась крайне опасной процедурой, потому она и попалась так легко на уловку землян, потеряв в результате маскировочное устройство. Никто не ждал, что диверсант вернется на корабль таким способом. Кирка спасла удача и мастерство его инженеров – он имел все шансы размазаться о переборку. Точно так же никто не пользовался транспортировкой внутри своего корабля.
Дхаэль была готова рискнуть, чтобы захватить с собой десяток врагов, но не лучше ли уничтожить весь корабль, разрушив заодно половину звездной базы? Фазер можно использовать вместо взрывного устройства, перегрузив зарядный контур. Если транспортироваться прямо в машинное отделение, как можно ближе к реактору, ее не успеют остановить. Взрыв запустит цепную реакцию. Но доверять девчонке нельзя, с нее станется распылить сбесившуюся ромуланку на атомы:
- Выведи схему кодов для транспортировки.
Девушка автоматом повиновалась, уже не понимая, что от нее требуют, просто выполняя приказ. Дхаэль отодвинула ее от пульта, жестом велела отойти к стене и, переключив фазер на парализатор, отправила на пол к охраннику. И уже выстрелив, скривила губы: девчонке повезло, она погибнет во сне. Впрочем, им всем повезло – они даже не успеют осознать, что умирают.
Выстрел расплавил замок, теперь, если поднимется тревога, им придется резать переборку. Ромуланка подошла к пульту, ввела координаты: настраивать пришлось вручную, соотнося план корабля с кодами транспортной системы. Удача сегодня окончательно отвернулась от капитана Кирка – транспортный компьютер, подумав некоторое время, проглотил новые настройки, хоть и затребовал трехминутную паузу для проверки расчетов.
Она стояла на платформе, ожидая. Последние три минуты ее жизни. Последние минуты жизни этого корабля, капитана Кирка, голубоглазого доктора, чернокожей связистки, девушки с гитарой, певшей в тот вечер… инженера со смешным выговором, она не запомнила имя… и последние три минуты для мистера Спока. Нет, уже две, всего лишь две.
Как же там было, в той песне, о разнокрылых птицах? Выгорит добела? Она думала, что уже сгорела, но зачем тогда в ушах звенят слова, словно ледяные иглы впиваются в сердце:
Что ж - на закате-восходе дня
Все ж уязвима мгла,
Белая птица спасет меня,
Солнцу раскрыв крыла,
Белая станет алою,
Солнцу раскрыв крыла.
Никто не спасет тебя, Летящая Вверх, ты отказалась от спасения. Ты сожжешь свою белую птицу, принесешь ее в жертву своей боли.
На стене надрывался интерком, на мостике заподозрили неладное, или просто требовали на связь транспортный отсек, она не слушала, сжав в ладонях фазер. Нет, она не знала землян. Они не звери, они дети. Любопытные, веселые, доверчивые, жестокие, как дети всех разумных рас. А детям нужно время, чтобы повзрослеть. Она медленно сошла с платформы, выключила фазер, подошла к стене:
- Транспортный отсек на связи. Пришлите медиков, здесь двое пострадавших, и кого-нибудь с лазерным резаком – я заблокировала дверь.
Нет нам прощенья, прощанья нет,
Кружится до утра
Алая птица твоих побед
С белой - моих утрат,
Алая птица, алая,
С белой, моих утрат.
В тексте использовано стихотворение Екатерины Ачиловой «Двуцветье»
PAGE
PAGE 12
Автор – Эмуна
Маленькая безликая каюта. Маленькая – для коммандера ромуланской триады, раздражающе огромная для гостевой. Непозволительная роскошь – пустые помещения, ожидающие гостей: дипломатов и ученых, чиновников и артистов, случайных пассажиров, а порой и особ королевской крови. Они проводили несколько дней, иногда недель, в этих стенах и отправлялись дальше. Постель застилали свежим бельем, в крошечную душевую клали запечатанный санитарный пакет, споласкивали стакан, сиротливо прижавшийся к пустому графину, и закрывали дверь до следующего гостя. Гостя, а не военнопленного. Женщина в легком платье раздраженно глянула на зеркало: даже тюремной камеры не заслужила, великая воительница! На скулах прорезались зеленые пятна – она вспомнила красноречивый взгляд своего первого помощника. Случившееся с ней лежало за допустимой гранью позора. Как ни смешно это звучит, у позора тоже есть границы.
Экипаж «Энтерпрайза» страдал назойливой вежливостью своего капитана – она с удивлением услышала звонок в дверь и долго не могла найти кнопку. Наконец, пальцы нащупали упрямый кусочек пластика, панель скользнула в сторону. Чернокожая девушка с затейливой прической вошла в каюту. Маленькая связистка успела смениться с вахты – вместо форменного красного платья на ней переливалось нечто полупрозрачное и разноцветное, а на шее болтался амулет из кожаных шнурков. Ухура положила на кресло аккуратную стопку:
- Я принесла вам одежду, коммандер. До ближайшей базы – три недели лету, а у вас ничего с собой нет.
- Благодарю, ваш капитан очень любезен, - сухость, с которой произнесли эту вежливую фразу, наводила на мысли обо всех пустынях вселенной, но Ухуре первой пришла на память, конечно же, Сахара. Ну что ж, и в пустынях бывают оазисы:
- Капитан Кирк и в самом деле очень любезен, но ему бы и в голову не пришло об этом позаботиться.
Ромуланка усмехнулась:
- Вы забыли добавить «мужчины!» и презрительно фыркнуть. - Держать лицо – все, что остается – держать лицо. Неважно, перед кем: капитаном, охранником, этой любопытной девочкой или... Нет, об «или» она не будет думать. Эта партия проиграна.
- Почему обязательно презрительно? - Ухура, чуть замявшись, подхватила разговор, она не ожидала, что пленница снизойдет до ответа. - Еще можно вот так: «Мужчины!» - она произнесла это слово с таким возмущением, словно отрицала за игрек хромосомой само право на существование. - Или вот так: «мужч-и-и-ины...» - мечтательная мягкость ее голоса заставила бы самого Папу Римского задуматься, так ли уж необходим целибат.
Коммандер взяла верхнее платье из стопки – голубая форменная туника без знаков различия, похоже на ее собственную форму, только ткань другая, мягче на ощупь:
- Как по мерке, - следовало бы еще раз поблагодарить за внимание и вежливо предложить заботливой землянке отправиться отдыхать после утомительной смены, но почему-то она медлила, не предлагая гостье сеть, но и не кивая на дверь.
«Гостье», - ромуланка улыбнулась про себя, отметив лексическую путаницу – ведь на самом деле в гостях (вежливое обозначение плена, еще одна семантическая тонкость) здесь как раз она, а эта чернокожая девушка – у себя дома. И они обе прекрасно это знают, но зачем-то играют в вежливость – стук в дверь, разрешение войти, вежливый разговор ни о чем. Осталось только предложить выпить чашечку... как же они его называют... чашечку кофе. Или все-таки чая? Чай ей, по крайней мере, довелось попробовать: из любопытства купила черную стружку с резким запахом у пройдохи-торговца, способного продать землянам Луну, а вулканцам – песок.
Ухура вздохнула: капитан Кирк не нуждался в ее защите, (зачем защищать победителя?) но и промолчать она не могла:
- Капитан вовсе не хотел вас обидеть. Он просто...
- Испытал некоторое удовольствие от ситуации. Как и весь экипаж. Я не в обиде.
Она давно уже разучилась обижаться. От обиды один шаг до жалости к себе, а это несовместимо с военной карьерой. Нет, она сама виновата во всем, и все же искрящийся лукавым восторгом взгляд Кирка, когда она появилась на мостике в сопровождении Спока, вызвал в ее душе детское желание спрятаться, уткнуться в теплые бабушкины колени, в надежде, что случившееся окажется сном. Увы, даже в детстве этот способ не работал, и за провинностью неизбежно следовало наказание.
Ухура хотела было возразить, но только вздохнула – она ведь и сама не сдержала удивленной улыбки, увидев, кого первый помощник капитана привел с собой. Что уже говорить про дежурную вахту в транспортной – они до сих пор, ухмыляясь, пересказывали всем желающим, как грозный ромуланский коммандер, угрожавший взорвать «Энтерпрайз», повис на шее у невозмутимого вулканца. Впрочем, смеялись больше над ним, чем над ней – слишком уж натянутой на этот раз казалась привычная невозмутимость мистера Спока:
- Это не удовольствие, просто, понимаете, «Энтерпрайз» - особенный корабль. - Ромуланка сухо кивнула: воистину особенный, ни один другой не умудрялся так часто попадать в сводки. - И те, кто тут служат... мы в некотором роде (Ухура хотела сказать «семья», но смутилась) друзья, а не просто сослуживцы, а друзья любят посмеяться друг над другом. Они смеялись не над вами. А над ситуацией, как оно все обернулось, и коммандер Спок, он... никто не ожидал.
«Держать лицо» становилось все труднее и труднее, она не хотела говорить о Споке, проклятье, самое страшное, что она по-прежнему хотела говорить с ним. Она ведь так ничего и не успела сказать, кроме имени. Спок использовал ее, она хотела использовать его – вот единственная правда, и тот порывистый огонек, что на мгновение затрепетал в их ладонях, ничего не значит, как бы они ни пытались предать ему значение.
Ухура по-своему расценила ее застывший взгляд:
- Люди вовсе не такие плохие, как вы думаете. Вы же совсем нас не знаете!
«Причем тут люди!» - с трудом сдержала она раздраженный ответ. Она знала людей, вся обитаемая вселенная знала людей! Не было дыры, куда бы они не залезли! Упрямые, напористые, любопытные, люди вытесняли старые расы под предлогом «объединения», хваленая Федерация была лишь способом придать экспансии землян цивилизованный вид. Ромуланцы и клингоны пока что противостояли натиску, но большинство рас сдавались на милость обаятельных захватчиков, даже не поняв, что их завоевали, не сделав ни одного выстрела. В людях не было тайны, не было подлинного величия – до него им предстояло расти еще многие тысячи лет – только очаровательный задор молодого звереныша, ластящегося под руку.
Звереныша с остренькими зубками, моментально впивающимися в приглянувшийся кусок плоти. Она знала людей, не понимала только одного: что такого привлекательного нашел в них Спок, да если уже на то пошло, и все вулканцы. Почему они выбрали сторону людей против своих родичей, какая логика заставила предпочесть красную кровь зеленой? Какая логика заставила его выбрать «Энтерпрайз», а не ее? И почему логика вообще должна что-то значить в отношениях между мужчиной и женщиной? Быть может со временем, она научится уважать этот выбор, но никогда не поймет.
- У меня на родине говорят, что воин должен знать своего врага лучше, чем друга.
- Наверно поэтому у вас так мало друзей! - Заметила Ухура, - Мы бы никогда не оставили своего капитана в беде.
- Мой экипаж исполняет приказы, - она и сама не понимала, зачем защищает перед чернокожей связисткой то, что не нуждается в защите.
- А мы верим в то, чему служим.
- Во что? Во что верите вы, лейтенант? Почему вы здесь, почему носите эту форму, вместо того, чтобы рожать детей? Разве не это подлинное предназначение женщины в вашей культуре? Ради каких идеалов вы часами просиживаете за пультом связи?
- Мы исследуем Вселенную! Каждый день мы узнаем что-то новое, что приносит пользу всем, даже вам, хоть вы и не в Федерации! И мы всегда готовы придти на помощь, защитить, спасти...
- Украсть, обмануть, нарушить договор.
- Значит, не было другого выхода!
- И как далеко может завести это «не было другого выхода»? Я изучала вашу историю. Следующим после этого оправданием обычно становится: «Я не виноват, я всего лишь исполнял приказ!»
- Это было давно!
- Но и теперь вы по-прежнему выполняете приказы.
Ухура глубоко вздохнула, успокаиваясь:
- Я бы хотела, чтобы вы могли узнать нас лучше, прежде чем судить.
- Вряд ли я смогу сделать это сидя под замком, - ядовито ответила ромуланка.
Ухура кивнула, и, не попрощавшись, вышла из каюты. Она знала, что нужно сделать, но сомневалась, что капитан Кирк с ней согласится.
Оставшись в одиночестве, ромуланка устало опустилась на кровать, поджала под себя ноги, скинув босоножки на высоких шпильках. «Дхаэль, - подумала она, - я назвала ему имя». Старое имя из старых времен, девочек давно уже не называют так. Это было желание бабушки, отец не стал возражать матери, и старшую дочь назвали «летящая вверх», но сам он дал старшей дочери отцовское имя «Мнэя» - «призванная командовать», и она привыкла называть себя так, почти забыв о первом имени. «Я отдала ему имя, но ничего не услышала в ответ». Родовое кольцо тускло мерцало в приглушенном свете: две ладони, пальцы сплелись.
***
Будь это возможно, Спок предпочел бы на пару дней отказаться от тонкого вулканского слуха – шепот за его спиной сливался в назойливый гул, он нарочно запрещал себе прислушиваться, но против воли выхватывал отдельные слова: « прямо на шее повисла... она ничего... зеленовата... под пару... вот дура... наш-то хорош... хитро придумали... а что капитан... теперь... вот смеху-то...»
Люди есть люди, тем более запертые в замкнутом пространстве космического корабля – им трудно удержаться от сплетен, да и зачем лишать себя столь невинного удовольствия? Всем ведь известно, что вулканцы не испытывают эмоций, значит, первый помощник капитана не обидится, если уловит острым ухом, как сменившиеся с вахты транспортники в очередной раз смачно описывают прелести ромуланки.
Анализируя свое состояние, он не мог не признать, что в некоторых ситуациях логика бессильна. Как офицер он был обязан выполнить приказ, как гражданин Федерации – сделать все для ее защиты, как вулканец – не поддаваться эмоциям, а как мужчина – уважительно относиться к женщинам. Чтобы исполнить первый и второй пункты, пришлось нарушить третий и четвертый, и даже сейчас он не видел другого выхода, но понимал, что именно ему придется иметь дело с последствиями.
Спок нуждался в совете: он был в состоянии просчитать вероятность любого физического события, оперировать одновременно сотней различный факторов, обыграть компьютер в трехмерные шахматы, но не мог предсказать, как поступит женщина. Капитана Спок застал выходящим из тренажерного зала, в ноздри ударил пряный запах свежего пота:
- Мне необходимо обсудить с вами одну проблему, сэр. Приватно.
- Жду вас в своей каюте через десять минут. Надеюсь, ваша проблема подождет, пока я приму душ. - Кирк улыбнулся, догадываясь, о чем с ним желает переговорить вулканец.
Но душ пришлось отложить – возле двери каюты капитана поджидала Ухура.
- Мне нужно поговорить с вами, капитан.
- Как, и вам? Сегодня я популярен, как никогда. - Кирк посторонился, пропуская Ухуру вперед.
Девушка села в кресло и сцепила руки на коленях, не зная, как лучше начать:
- Я только что была в каюте у ромуланского коммандера. Принесла ей одежду.
- Замечательно. Я об этом не подумал. Надо будет потом заглянуть в гости, ромуланка в форме звездного флота – любопытное зрелище.
- Мы немного поспорили.
Кирк сочувственно кивнул: коммандер триады в гневе – не самая приятная собеседница. Впрочем, он привык иметь дело с разгневанными дамами.
- Она невысокого мнения о людях.
- Как и все ромуланцы, иначе не было бы нужды в нейтральной зоне.
- Нейтральная зона предохраняет нас от войны, сэр. Но она же и не позволяет подружиться. Ромуланцы ничего не знают о нас, а мы о них, все через третьи руки. Даже о клингонах известно больше. У нас появилась уникальная возможность узнать друг друга, но ничего не получится, если держать ее взаперти. Если бы удалось показать ей, какие мы на самом деле, в повседневной жизни, а не в бою! Вдруг окажется, что между нами слишком много общего, чтобы воевать?
- Сходство еще не повод для дружбы. Самые кровавые войны в истории человечества, да и не только человечества – гражданские. Но я не понимаю, что вы предлагаете, лейтенант. Рассказывать ей, какие мы хорошие? Читать сказки на ночь, показывать записи?
- Нет. Я предлагаю освободить ее. Нет, нет! - Оборвала она набравшего воздух, чтобы возразить, капитана, - Не полностью!
- То есть по частям?
- Да нет же! Позволить ей посещать тренажерный зал, кают-компанию, оранжерею.
- Проще будет сразу дать ей фазер и отвести в машинное отделение. Эта хрупкая дама – великолепно обученный солдат, а по силе не уступает вулканцу.
- Не сможет же она в одиночку захватить «Энтерпрайз»! Даже Хан не смог! Пока мы видим в ней врага – она и будет врагом.
- Я не могу пойти на неоправданный риск.
- У нас не будет другой возможности показать, что мы не монстры. Ромуланцы не сдаются в плен!
- Конечно, и, послушав, как Чехов рассказывает русские анекдоты, она проникнется любовью к земной культуре, вернется домой и убедит претора присоединиться к Федерации.
- Самый длинный путь начинается с одного шага.
Кирк позавидовал спокойной уверенности Ухуры: он не мог позволить себе веру в благородство врага. Землянин Джеймс Тиберий Кирк верил в идеалы Федерации, равные возможности и непременную этичность высокоразвитого разума. Капитан Кирк отвечал за жизни своего экипажа и сохранность корабля и повидал слишком много, чтобы следовать прекраснодушным порывам. И все же – порой войны начинались из-за недоразумений, почему бы миру не начаться с курьеза?
- Хорошо. Я разрешу ей ограниченный допуск в кают-компанию и тренажерный зал. Но под охраной. И никаких библиотек, был тут уже один читатель.
Разговор с Ухурой занял как раз те самые десять минут, которые Кирк планировал провести в душе, а Спок отличался пунктуальностью. Капитан успел только намочить полотенце и обтереть влажное от пота лицо, как раздался звонок.
- Входите, Спок. Я вас внимательно слушаю, - пожалуй, никто кроме капитана не смог бы заметить тень неуверенности в старательно-невозмутимом взгляде вулканца. Разве что доктор МакКой, но Спок предусмотрительно держался подальше от въедливого лекаря. Спок прошелся по каюте, заложив руки за спину:
- Скажите, капитан, что вам известно о ромуланском обществе?
- Общий вопрос, Спок. Но ответить на него легко – ничего. Все, что мы знаем о ромуланцах, относится к военным технологиям. И не смотрите на меня так, словно я не выучил домашнее задание. Никто не знает. Разведка работает через четвертые руки, у нас нет агентов на Ромуле, мы не торгуем, не обмениваемся культурными ценностями, даже в бары на нейтральных планетах ходим разные. Иногда мне кажется, что даже клингоны ближе к нам, чем ромуланцы. Да и от вулканцев они далеки, хоть и родственники.
- Не так далеки, как может показаться, Джим. Они всего лишь выпускают на свободу то, что мы прячем внутри, подавляем, убиваем в себе. Наш путь логики они называют трусостью. Считают, что вулканцы слишком трусливы, чтобы заглянуть в глубину своей души, и слишком слабы, чтобы овладеть своими чувствами, не уничтожая их. И во многом они правы. Мы выбрали логику, уверовав, что нет другого способа сохранить цивилизацию. Но ромуланцев нельзя назвать дикарями.
- Они воюют со всеми, до кого могут дотянуться, вулканцы – мирная раса. Если уж выбирать, то я предпочту вашу логику их агрессивности.
- Они сумели ограничить врожденную агрессию в достаточной степени, чтобы построить эффективный социум.
- Не ограничить, а перенаправить вовне.
- На Вулкане до Сурака мы не могли и этого.
- Спок, вы хотите обсудить судьбы ромуланской цивилизации, или нечто более конкретное?
- Оба тезиса. Решение конкретной проблемы может оказаться первым шагом на пути интеграции ромуланцев в межзвездное сообщество. Как вы правильно заметили, наши расы происходят от одного корня. Ни мы, ни они не афишируем эту информацию, однако биологические различия между нашими народами являются фенотипическими, в то время как генотип сохранился без изменений.
Капитан кивнул:
- Да уж, вам повезло, что различия все-таки есть: Чехов выхватил вас транспортером в последнюю минуту, никак не мог найти – схожие сигналы, сканер не справлялся. Иголку в стоге сена найти проще, чем вулканца на ромуланском корабле.
Кирк задумчиво посмотрел на своего первого помощника. Какое отношение биологическое сходство между вулканцами и ромуланцами имеет к возвращению последних в галактическое сообщество? Разве что… нет, не может быть! Прелестная ромуланка, бесспорно, произвела на Спока глубокое впечатление, (капитан и сам был впечатлен) но не до такой же степени! Или… кг-м, процесс «интеграции» уже пошел? Тогда смятение обычно столь безмятежного вулканца вполне объяснимо. Кирк вспомнил о разнице между птичками, пчелками и вулканцами и проглотил тяжелый вздох. Он сомневался, что сможет помочь Споку с этой проблемой. Слишком уж разный у них подход.
- Я нахожусь сейчас в уникальном положении. Вероятность повторного возникновения подобной ситуации близка к нулю. Со своей стороны я готов предпринять необходимые шаги, но…
- Но сомневаетесь, захочет ли ромуланская сторона интегрироваться?
- У вас намного больше опыта в таких вопросах, Джим.
- Но Спок, я никогда не имел дела с ромуланками!
- Коммандер сообщила мне, что эмоциональная сторона поведения ромуланских женщин соответствует аналогичной в поведении землянок.
Капитан сдержал желание отправить Спока за советом к Ухуре или сестре Чапел:
- Я не знаю. Единственный способ узнать – спросить. Обычно женщины мечтают о любви, пусть даже быстрой и короткой. Лучше вспоминать о том, что было, чем о том, чего не было. Но если женщина командует небольшим военным флотом… С другой стороны, она к вам явно неравнодушна. Думаю, у вас есть шанс. Только не надо рассказывать ей про интеграцию, общий генотип и великое ромулано-вулканское будущее. Я знаю, что для вас это нелегко, но попробуйте сперва объяснить, что вы чувствуете, а уж потом, о чем думаете.
***
Члены экипажа, сменившиеся с ночной вахты, успели отоспаться и теперь отдыхали в кают-компании. Худенькая светловолосая девушка с короткой стрижкой настраивала гитару. Широкоплечий мичман в голубой форменной рубашке сражался с пищевым синтезатором, пытаясь обойти докторский запрет, но МакКой никогда не забывал занести свои назначения в память центрального компьютера. Наконец, молодой человек сдался:
- Кто-нибудь! Убедите этот бездушный агрегат выдать мне мороженое!
Ухура подошла к синтезатору и глянула на монитор:
- Доктор запретил, ты прибавил два фунта за прошлую неделю. Так что, Рикки, придется посидеть на диете.
- Я согласен на обезжиренное и без сахара!
Ухура пожала плечами и нажала несколько кнопок:
- Это ты мог бы и сам. - По кают-компании прокатилась волна смеха – на подносе стоял стакан молока. Рик развел руками, признавая поражение, и отошел в дальний угол к столику с трехмерными шахматами, не забыв, впрочем, прихватить молоко.
Девушка закончила возиться с гитарой и взяла резкий аккорд, звук пронзил воздух. Шахматисты бросили партию на середине, кто-то отодвинул недоеденный ужин. Лейтенант Лидия Октавиан, корабельный историк, сменившая Марлу МакГайвер, предпочитала одиночество. В кают-компании она появлялась редко и только тогда, когда старшие офицеры дежурили на мостике. Но и этих считанных вечеров хватило для рождения легенды.
Лидия пела. Странные, незнакомые песни – простая музыка и слова, пробирающие до корней души. Казалось, что ей не нужны слушатели: она приходила, устраивалась в уголке, настраивала гитару, исполняла несколько песен и уходила к себе, до следующего раза. Если с ней пытались заговорить – улыбалась и не отвечала, играла дальше.
Послушать ее пение собирались все, свободные от вахты, пытались записывать, но получались только помехи. Научники выдвигали самые разнообразные теории, один радиофизик даже попытался взломать медицинский файл Лидии, чтобы доказать свою версию, но попался на месте преступления мистеру Споку и провел три печальные недели, наводя порядок в картотеке. Тайна так и осталась тайной.
Девушка заиграла вступление, все взгляды были прикованы к ней, и никто, кроме Ухуры, не заметил, как ромуланка вошла в кают-компанию и остановилась у двери, прислонившись к стене. Маленькая связистка улыбнулась про себя – как удачно все совпало! Она всегда считала, что песня – самый верный способ заглянуть в чужую душу. На каждой новой планете Ухура записывала местные песни, местную музыку, и ксенопсихологи зачастую приходили к ней за советом, когда пасовала строгая научная теория.
Разумеется, одной, даже самой проникновенной песни недостаточно, чтобы возлюбить давних врагов, но, услышав, как поет Лидия, ромуланка уже не сможет относиться к людям с прежним холодным предубеждением. Быть может, песня подскажет ей, что если и люди, и ромуланцы умеют любить, то сходства между нашими расами больше, чем различий. Вернее, все прочие различия меркнут перед этим сходством.
Девушка пела, низко склонившись над своим инструментом, пальцы с коротко обстриженными ногтями перебирали струны. Голос у нее был высокий, на грани излома, она пела так, словно боялась сорваться в крик. Ромуланка слушала, прикрыв глаза, резкие звуки чужой речи впервые не раздражали слух.
В безднах ночей и глубинах снов
Ты различить изволь
Алую птицу, что есть любовь,
Белую птицу - боль,
Алую птицу, алую,
Белую птицу - боль.
Какого цвета твои крылья, Дхаэль? Белые или красные?
Помнятся лживые речи книг,
Долгие плачи рек:
Алая птица живет лишь миг,
Белая птица - век.
Алая птица, алая,
Белая птица - век.
А чью ложь вспоминаешь ты, Летящая Вверх? Свою или его? Вы ведь оба лгали.
Ястребы дней, свиристели лет,
Правда проста и зла:
Алая птица изменит цвет,
Выцветет добела,
Алая птица, алая,
Выцветет добела.
Не выцветет. Выгорит. Дотла, до белой золы. До горького привкуса пепла.
Землянка продолжала петь, но Дхаэль уже не слушала. Да, Дхаэль, не Мнэя, отец ошибся, ей больше некем командовать. Даже если приторно-вежливый капитан против обыкновения землян говорит правду, и ее вернут на Ромул, дома не простят. Она первая не простит себе. Отец только вздохнет с облегчением, когда она смоет позор с их имени, мать поплачет, закрывшись в спальне, но быстро утешится – у нее есть еще две дочери, а бабушка давно уже там, где нет ни радости, ни сожаления. Ни стыда, ни памяти.
Она закусила губу: зачем ждать? Подогревать обреченный огонек надежды, снова лгать, на этот раз самой себе, вопреки очевидному, верить, что жизнь продолжается. Она негромко рассмеялась, представив, сколько бумаг придется заполнить капитану – они ведь гордятся гуманным обращением с пленными. Впрочем, Кирк найдет, что соврать – ему не впервой, этот землянин настоящий виртуоз, он научил лгать даже вулканца!
***
Он стоял перед ней, заложив руки за спину, высокий, нескладный, слегка сутулый. Она не понимала, что ему нужно – все ведь уже сказано, зачем он мучительно подбирает слова? Невозмутимое, бесстрастное лицо для нее – открытая книга. Вот дрогнула линия губ, опустились веки, прикрыв широкие зрачки, затвердели скулы. Вулканцы не испытывают эмоций? Сколько лет он обманывает самого себя? Она вскинула голову и поймала его взгляд:
- Вы не вулканец, Спок. Несмотря на зеленую кровь и логические способности. Вы человек, и в этом ваша беда.
- Я вулканец. Это мой выбор. И вы согласились, что этот выбор заслуживает уважения.
- Да, вы достигли потрясающих высот в изобразительном искусстве. Они вам верят, все эти люди. И вы охотно идете навстречу их ожиданиям. Вашим родителям нельзя было иметь детей. Это слишком жестоко, заставлять ребенка разрываться между двумя половинками души.
- Я не вижу необходимости обсуждать эту тему. Но подозреваю, что вы нашли бы благодарного слушателя в докторе МакКое.
- Тогда что бы вы желали обсудить? Присаживайтесь, к сожалению, не могу угостить вас ужином или предложить напитки. Что вас интересует? Наши технологии, численность флота? Распри в сенате? И не сочтите за излишнее любопытство, вы сами вызвались меня допросить, или это приказ капитана? - Ее голос звенел от ярости.
- Перестаньте.
- Тогда что вам здесь нужно?
- Я изложу причину своего прихода, но сначала ответьте мне на один вопрос: как согласно уставу вашего флота квалифицируется имевший место инцидент?
Ромуланка пожала плечами:
- Если у обвинителя нет личных счетов с моим родом – как преступная халатность. Если есть – как государственная измена. - Ее взгляд предупреждал яснее слов: дальнейшее любопытство оставьте при себе.
Спок смотрел на ее руки – она сцепила пальцы в замок, кольцо отражало приглушенный свет лампы – две ладони, красноречивое переплетение. Старинная работа, такие делали на Вулкане до Сурана, когда эмоции еще не были под запретом, а влюбленные смело предъявляли миру свою любовь. В те времена пон фарр считался воплощением вулканского духа, а не постыдным наследием прошлого. Она отследила его взгляд:
- Оно досталось мне от бабушки.
- У моей матери есть похожее, подарок отца на свадьбу. Но она его не носит. - Голос прозвучал слишком хрипло, словно он не успел оправиться от простуды, - На вашем корабле вы предложили мне пойти с вами, изучить ромуланское общество, все его аспекты. - Спок помнил совет капитана: «сначала – что чувствуешь, и только потом – что думаешь», но не мог заставить себя говорить. Достаточно того, что он испытывает эти эмоции, но озвучить свои чувства? Вулканец не был готов к болезненной откровенности. - Я, в свою очередь, предлагаю вам изучить все аспекты вулканского общества. Недостаточная информация часто становится причиной конфликтов. Если вы примите мое предложение, я возьму отпуск и отвезу вас на Вулкан.
Она рассмеялась:
- Я предпочту глупость предательству. Первое простительно для женщины, второе – недопустимо ни для кого.
- Вам не простят первого и все равно обвинят во втором. Я не предлагаю вам предавать. - Спок подошел к ней и протянул открытую ладонь, - Я хочу закончить то, что начал.
Женщина с силой сжала его пальцы, так, что хрустнули суставы:
- Поздно.
- У нас впереди несколько столетий, если я правильно оцениваю ваш возраст, - невозмутимо ответил вулканец, не пытаясь высвободиться.
Она разжала пальцы, отошла в сторону, села в кресло, прижавшись к спинке, словно стараясь слиться с ним в одно целое. Долго молчала, вцепившись в подлокотники, потом медленно покачала головой:
- Я рада, что вы все же способны чувствовать, несмотря на вулканскую броню вокруг мягкой земной сердцевины. Но из всего богатства чувств вы почему-то выбрали жалость. А я в ней не нуждаюсь. Постарайтесь научиться чему-нибудь еще. Пригодится в будущем. И уйдите же, наконец! - Голос женщины предательски дрогнул.
Спок шел по коридору привычным быстрым шагом, кивал, отвечая на приветствия членов экипажа. Ноги сами привели его к двери медблока. Доктор оторвался от монитора и с удивлением воскликнул:
- Мистер Спок? В моей скромной обители и не по долгу службы? - И, бросив быстрый взгляд на лицо своего гостя, уже гораздо мягче добавил, - Чем могу быть полезен?
- Я бы хотел выяснить, какое воздействие крепкие спиртосодержащие напитки окажут на земную часть моего метаболизма.
Доктор открыл шкафчик, выставил на стол высокую бутылку темного стекла и положил рядом пластинку с таблетками:
- Примите утром две штуки перед вахтой, если эксперимент окажется успешным.
Против обыкновения Спок не начал препираться, а молча забрал и бутылку, и таблетки:
- Спасибо, доктор.
- Пожалуйста. - МакКой ни о чем не спрашивал. Рано или поздно он все равно узнает, что произошло.
Доктор умел слушать, умел смотреть, и, как бы Спок не обвинял его в отсутствии логического мышления, умел делать выводы. А самое главное, знал, когда следует придержать неуемное любопытство и молча оказать помощь. Да и потом, и в самом деле интересно, сколько виски нужно влить в первого помощника капитана, чтобы тот испытал все прелести утреннего похмелья? На чистокровных вулканцев алкоголь не действовал, если только напиток не содержал глюкозу, но наполовину земной метаболизм мистера Спока не поддавался медицинским прогнозам.
***
Выйдя в космос, человечество столкнулось с множеством опасностей: черные дыры и хищные звезды, космические течения и проедающие металл паразиты, тахионные аномалии и пояса астероидов.… Но больше всего неприятностей молодой расе принесла извечная привычка считать человека мерой всех вещей.
Хрупкая русоволосая женщина с мягким овалом лица, молчаливая, грустная – каждый вечер она приходила в кают-компанию, занимала столик в дальнем углу и молча наблюдала за отдыхающими, поставив перед собой высокий стакан с чаем. Первое время ее встречали сдержанными улыбками, потом привыкли. На базе после того, как экипаж сходит в увольнение, поднимется новая волна сплетен, но на корабле история о повисшей на шее мистера Спока ромуланке уже отходила в область легенд.
Она старалась как можно больше быть на глазах – тихая, уставшая, побежденная. Люди великодушны к поверженным врагам, милосердны к слабым, а самое главное – беспечны. Разговор со Споком выдернул Дхаэль из безучастности: она не позволит себя жалеть! Жалость – достояние слабых, сожаление – достоинство сильных.
Она не знала, что будет делать – одна, без оружия, против военного корабля, в центре вражеской территории. Но понимала, что действовать нужно до того, как ее переправят на базу. Там никто не позволит ромуланскому коммандеру разгуливать на свободе, любая доверчивость имеет свои границы. Кроме того, она хотела расплатиться именно с капитаном Кирком, любезным лицемером, загребающим жар чужими руками. Вулканцу хотя бы было стыдно, а этот, заставивший своего помощника пойти против всего, во что тот верил, только гордится удачной выдумкой!
С Кирком ромуланка несколько раз пересеклась в кают-компании, капитан был безупречно вежлив, но в глубине его взгляда по-прежнему искрилась добродушная насмешка. Он словно считал происходящее веселой игрой и ждал, когда же ей надоест упрямиться. Спока она больше не видела.
Короткий звонок в дверь застал ее врасплох – она не ждала, что вулканец посмеет вернуться. Но на пороге стоял доктор. Дхаэль раздраженно нахмурилась:
- Я не нуждаюсь в медицинской помощи.
- А это уже мне виднее.
Она предпочла бы выбросить наглого человека в открытый шлюз, но вместо этого посторонилась, пропуская МакКоя в каюту. Этот разговор можно обратить в свою пользу – доктор пользовался всеобщей любовью и уважением, а с капитаном его связывала давняя дружба. Пусть убедится, что она совершенно безопасна, и сообщит об этом капитану. Ромуланка знала, что ее смиренная безучастность может обмануть любого, кроме Кирка – тот слишком хорошо играл, чтобы повестись на чужой блеф. Доктор привык, что перед ним изливают душу – она оправдает его ожидания.
МакКой подождал, пока она сядет и пододвинул второе кресло:
- Вы первая ромуланка, ступившая на палубу федеративного корабля. Даже ваши дипломаты действуют через посредников. Мне всегда было интересно, почему? Неужели вы боитесь встретиться с нами лицом к лицу?
- Мы ничего не боимся. Нет никакой необходимости в прямых переговорах с варварами, если другие расы готовы взять на себя этот труд. - И она с досадой прикусила губу – хороши речи для смирившейся с печальной участью пленницы! - Впрочем, я предпочла бы обойтись без посторонней помощи, но политики не спрашивают военных, как вести дела.
- Завтра мы прибываем на базу.
- Я знаю.
- Не вижу особой радости по этому поводу. Оттуда вас отправят домой. Разве вы не хотите вернуться?
Ясные голубые глаза доктора, казалось, заглядывали в самую глубь души. Зачем этот человек вообще задает вопросы, если ему достаточно просто посмотреть внимательно и прочитать ответ?
- Доктор, что вам от меня нужно?
- Да ничего! Вы бы лучше разобрались, что вам от себя самой надо. Одну глупость не исправляют другой, еще большей. Если что-то начали, так доводите уже до конца.
- Именно это я и делаю, - поперек лба прорезалась глубокая морщина.
- Вы боитесь. - Он говорил негромко и очень серьезно, - Самое трудное, и не только для вулканцев, следовать своему сердцу. Мало кто отваживается на это, а везет из этих смельчаков и вовсе считанным. Вы уж поверьте немолодому человеку, попавшемуся на ту же самую удочку. У вас есть шанс, не упустите его, лучше жалеть о сделанном, чем о том, что могло бы быть, но уже никогда не случится.
Доктор смотрел на нее, не скрывая сочувствия, но его жалость не оскорбляла, так же, как не обижала сухая легкая бабушкина рука, гладившая девочку по спутавшимся волосам. Но она уже приняла решение, и никакие слова этого не изменят. Да и потом, разве этот усталый человек с яркими молодыми глазами не такой же лжец, как и все здесь? Разве он не участвовал в обмане, объявив своего капитана мертвым?
- Я подумаю над вашими словами, - вежливо ответила она, даже сейчас не желая лгать открыто, уподобляясь землянам.
Доктор ушел, а она стояла, прислонившись лбом к зеркалу, пока прохладное стекло не нагрелось, и думала. Как бы ей хотелось сдаться! Какая разница, что подумают враги? А друзей у нее никогда не было. Даже ее первый помощник, десять лет отслуживший под ее началом, обязанный ей карьерой, не сдержал торжествующую усмешку, застав вулканца в каюте своего коммандера. Что тогда говорить о прочих? На Ромуле давно забыли, что такое подлинная верность, привыкли покупать сторонников.
***
Судьба слишком долго благоволила Энтерпрайзу и его капитану. Дхаэль поняла это, как только оказалась в транспортном отсеке. Всего один охранник, и тот держит оружие на поясе, вместо того, чтобы не выпускать из рук. За пультом двое – уже знакомый ей высокий блондин, шеф транспортников, и молоденькая девочка, еще без нашивок, наверное, курсант на практике. Трое, вернее, двое, девчонку не стоит брать в расчет, а транспортник не успеет выхватить оружие, как окажется под прицелом. Как же сильно ее недооценивают! И как хорошо, что Спок решил обойтись без прощаний. Она сомневалась, что сможет убить его, оказавшись лицом к лицу.
Лейтенант склонился над пультом:
- База, это Энтерпрайз, что происходит, почему не проходит сигнал?
- Энтерпрайз, оставайтесь на связи, у нас неполадки на главной платформе, подождите до входа в док, идет магнитная буря.
И, сразу же после этого ожил интерком на стене:
- Мостик лейтенанту Кейлу, срочно явиться в машинное отделение!
- Я на вахте.
- Кто там с вами еще?
- Стажер.
- Мы пришлем замену, а вы бегом в машинное, Скотти там рвет и мечет, ему нужны все инженеры. Буря идет.
- У меня тут ромуланка ждет транспортировку.
- Подождет.
Кейл переключил что-то на пульте и выбежал из отсека. Оставшись с пленной один на один, охранник все-таки решил достать оружие, но, на свою беду, не учел, а может быть, и не знал, что ромуланцы в быстроте реакции не уступают вулканцам. Одно молниеносное движение, и оружие переменило владельца. Свободной рукой ромуланка отвесила охраннику оплеуху, от которой тот отлетел в сторону, стукнувшись о переборку. Парализующий выстрел настиг его прежде, чем незадачливый страж порядка успел подняться на ноги. Дхаэль навела фазер на девушку, пытающуюся незаметно выскользнуть из-за пульта.
- Даже и не думай. Подними руки и выйди на середину отсека, медленно.
Девочка повиновалась, белое лицо, трясущиеся губы, она дрожала от страха, но старалась справиться с ним:
- Вы ничего не добьетесь, вам же некуда бежать!
Ромуланка усмехнулась:
- У тебя есть код доступа к внутренним схемам?
- Ограниченный, я стажер.
- Этого хватит. Подойди к пульту, и выведи на монитор самую подробную схему устройства корабля из доступных.
- Я не буду вам помогать!
- Будешь. Во-первых, в этом нет никакого вреда, мне ведь некуда бежать, не так ли? А во-вторых, если ты не подчинишься, сначала убью охранника, а потом выжгу тебе глаза. Медленно. От зрительного нерва ничего не останется, никакое чудо не вернет тебе зрение. Подумай, хочешь ли ты ослепнуть в шестнадцать лет. Ты больше никогда не увидишь звезды. Да что там звезды, ты даже своего лица в зеркале не увидишь, девочка. Он хотя бы умрет сразу, - Дхаэль кивнула на лежащего без сознания охранника, - а ты будешь заживо гнить в темноте еще много лет.
Она навела фазер на лицо стажера, поставив на минимум. Тонкий луч располосовал девушке щеку, она с криком схватилась за лицо.
- У меня мало времени. Ну же?
Девочка, всхлипывая, ввела код, на мониторе появилась схема. Ромуланка подошла поближе, продолжая держать ее под прицелом. Но землянка уже сдалась, и послушно выполняла команды, увеличивая одну секцию за другой. В первоначальном плане Дхаэль собиралась транспортироваться на мостик и перестрелять всех, кого успеет, начав с капитана. А подоспевшая охрана расстреляет ее, возвращать на Ромул будет уже некого. Но при виде схемы машинного отделения, ей в голову пришла более интересная идея.
Транспортировка из помещения в помещение за границы приемной платформы считалась крайне опасной процедурой, потому она и попалась так легко на уловку землян, потеряв в результате маскировочное устройство. Никто не ждал, что диверсант вернется на корабль таким способом. Кирка спасла удача и мастерство его инженеров – он имел все шансы размазаться о переборку. Точно так же никто не пользовался транспортировкой внутри своего корабля.
Дхаэль была готова рискнуть, чтобы захватить с собой десяток врагов, но не лучше ли уничтожить весь корабль, разрушив заодно половину звездной базы? Фазер можно использовать вместо взрывного устройства, перегрузив зарядный контур. Если транспортироваться прямо в машинное отделение, как можно ближе к реактору, ее не успеют остановить. Взрыв запустит цепную реакцию. Но доверять девчонке нельзя, с нее станется распылить сбесившуюся ромуланку на атомы:
- Выведи схему кодов для транспортировки.
Девушка автоматом повиновалась, уже не понимая, что от нее требуют, просто выполняя приказ. Дхаэль отодвинула ее от пульта, жестом велела отойти к стене и, переключив фазер на парализатор, отправила на пол к охраннику. И уже выстрелив, скривила губы: девчонке повезло, она погибнет во сне. Впрочем, им всем повезло – они даже не успеют осознать, что умирают.
Выстрел расплавил замок, теперь, если поднимется тревога, им придется резать переборку. Ромуланка подошла к пульту, ввела координаты: настраивать пришлось вручную, соотнося план корабля с кодами транспортной системы. Удача сегодня окончательно отвернулась от капитана Кирка – транспортный компьютер, подумав некоторое время, проглотил новые настройки, хоть и затребовал трехминутную паузу для проверки расчетов.
Она стояла на платформе, ожидая. Последние три минуты ее жизни. Последние минуты жизни этого корабля, капитана Кирка, голубоглазого доктора, чернокожей связистки, девушки с гитарой, певшей в тот вечер… инженера со смешным выговором, она не запомнила имя… и последние три минуты для мистера Спока. Нет, уже две, всего лишь две.
Как же там было, в той песне, о разнокрылых птицах? Выгорит добела? Она думала, что уже сгорела, но зачем тогда в ушах звенят слова, словно ледяные иглы впиваются в сердце:
Что ж - на закате-восходе дня
Все ж уязвима мгла,
Белая птица спасет меня,
Солнцу раскрыв крыла,
Белая станет алою,
Солнцу раскрыв крыла.
Никто не спасет тебя, Летящая Вверх, ты отказалась от спасения. Ты сожжешь свою белую птицу, принесешь ее в жертву своей боли.
На стене надрывался интерком, на мостике заподозрили неладное, или просто требовали на связь транспортный отсек, она не слушала, сжав в ладонях фазер. Нет, она не знала землян. Они не звери, они дети. Любопытные, веселые, доверчивые, жестокие, как дети всех разумных рас. А детям нужно время, чтобы повзрослеть. Она медленно сошла с платформы, выключила фазер, подошла к стене:
- Транспортный отсек на связи. Пришлите медиков, здесь двое пострадавших, и кого-нибудь с лазерным резаком – я заблокировала дверь.
Нет нам прощенья, прощанья нет,
Кружится до утра
Алая птица твоих побед
С белой - моих утрат,
Алая птица, алая,
С белой, моих утрат.
В тексте использовано стихотворение Екатерины Ачиловой «Двуцветье»
PAGE
PAGE 12
Оставить комментарий